Изгин - страница 3

Поэт кончил читать. Все молчали, захваченные страстным чтением.

Изгину жаль волну, так зря растратившую свою огромную силу. Но вот какая-то смутная, необъяснимая тревога охватила старика, вытеснила все его повседневные маленькие заботы. Эта тревога молнией вошла в голову старика, стала стучать в виски, с настойчивостью дятла, добирающегося до личинки короеда. Только заметили односельчане: с тех пор уже не поэт искал встречи со сказителем, а старый человек шёл к поэту и торопился выложить всё, что слышал от разных сказителей за свою долгую жизнь. И рассказывал до тех пор, пока неутомимый молодой человек не сдавался:

— Аткычх, передохнём.

…И вот стоит поэт перед стариком, высокий, обветренный, как и все нивхи, с живыми, на редкость большими глазами, окаймлёнными чёрными ресницами. Брови — вразлёт, как ястребиные крылья, тонкие, цвета клюквы, губы. Худощавое лицо живо откликалось на окружающее.

— Работайте, работайте, — мягко сказал поэт. Чувствовалось, что он смущён, пришёл и помешал людям. — Мы с Латуном просто хотели посмотреть, как вы работаете.

Изгин обрадовался молодым людям: им тоже интересно, что говорит старый человек.

— Присаживайтесь, нгафкка, — обратился Изгин к поэту. — И ты присаживайся, бригадир, — сказал Латуну.

— Раз уж сошлись вместе профессор, поэт и сказитель, надо говорить о том, что всем интересно, — сказал Изгин, лукаво прищурив и без того узкие глаза.

«Сейчас что-нибудь расскажет», — будто неожиданной приятной находке обрадовался поэт.

— Вы, конечно, слышали, что среднее течение нашего залива называется Харнги-ру. Но не знаете, откуда взялось это название. — Старик обвёл собеседников испытующим взглядом.

Когда Изгин сказал, что среднее течение залива Чайво у пролива носит название Харнги-ру, профессор удивлённо глянул на старика. Смотрел с нескрываемым любопытством. Совсем как подросток, которого посвящают в тайны охоты. А потом на его блеклые от старости глаза опустилось сомнение.

Харнги-ру… Харнги-ру… Пожалуй, никто в посёлке не задумывается над тем, почему среднее течение у пролива называтся Харнги-ру. Называется так, и всё. И никому нет дела до происхождения этого названия.

Харнги-ру — Озеро гагары. На заливе — и вдруг озеро! Разве может быть такое?

…Очень давно юному Изгину дед (память о нём добрая) рассказал, откуда взялось это странное и загадочное название.

Длинный, сплошь покрытый кедровым стлаником и низкорослым ольшаником остров, что лежит посредине залива Чайво, некогда был намного шире, чем сейчас. А на том острове — озеро.

Как-то гагары пролетали над заливом и нашли этот остров с озером. Озеро удобное: залив под боком, за пищей далеко лететь не надо.

И поселились гагары на этом озере. Свили гнёзда. Кормят детёнышей живой рыбой. Очень обильно кормят: рыба рядом, сама лезет в клюв.

Детёныши растут сытые, ленивые. Лежат себе в тёплых гнёздах и только раскрывают рты, чтобы принять рыбу от родителей. Ни летать не хотят, ни ходить. Так отлежали ноги, что и по сей день не разгибаются. Потому гагары и не умеют ходить по твёрдому. А ведь другая птица и по воздуху летит, и по земле ходит.

Развелось гагар в озере больше, чем комаров в тайге. Они пожрали всю мелкую рыбу в заливе. Старые рыбы забеспокоились — их роду приходит конец. Обратились они со своим горем к хозяину моря Тол-ызнгу.

Приплыл Тол-ызнг к острову. Говорит гагарам:

— Птицы вы, птицы! Вы наделены крыльями — расстояния вам нипочём. Вы наделены умением плавать на воде и под водой — шторма вам не страшны. Пищу добыть вам ничего не стоит. Поселитесь снова в отдалённых озёрах.

А гагары тянут шею, чтобы через прибрежные бугры увидеть Тол-ызнга. И вытянулась шея у гагар длинная-длинная.

Тол-ызнг снова обращается к гагарам:

— Птицы вы, птицы!..

А гагары издеваются над ним:

— А-а, а, а-а!

Знают, что Тол-ызнг не достанет их. Он только в море хозяин. Через берег он не страшен гагарам.

Разгневался Тол-ызнг. Поднял в море страшную бурю. Волны набросились на берег острова, ударили в склоны побережных бугров. И вскоре разрушили узкий перешеек, что отделял озеро от залива.

Ещё дед Изгина видел маленькую бухточку, врезанную в остров, — всё, что осталось от озера.