Изгнание из рая - страница 14

стр.

Вот так оно и бывает: одного машина с ног до головы грязью заляпает, а он отряхнется — и ничего, на другого же эта грязь только полетит и не достанет до него, а он обидится так, что и не утешишь. Взрослые тоже бывают как дети. Им часто бывает жаль себя. И хочется плакать.

СО СВОЕЙ СВИНЬЕЙ В РАЙ

Секретарем сельсовета с очень давних времен, таких давних, что их и установить невозможно, работала Ганна Афанасьевна. Рыжеватая, пышная, веснушчатая, добрая и мудрая, как и дядька Вновьизбрать. Возраст? Женская половина Веселоярска делилась на три возрастные категории: девчата, тетки, бабушки. Девчата — это то, что шло за детьми, которые пола не имеют и относятся к существам безгрешным (то есть: без грошей и без грехов). Тетки состояние переходное, изменчивое и… сварливое. Определяется не столько возрастом, сколько общественным статусом. Бабушки — это своеобразный рыцарский орден, в который посвящаются либо добровольно, либо усилиями молодых писателей, для которых село — сплошные бабушки.

Если бы Ганна Афанасьевна была просто себе жительницей села, колхозницей, обыкновенной труженицей, то, учитывая ее возраст (хотя и неопределенный, но еще и не очень высокий!), ее звали бы просто: «Тетка Галька». Но она принадлежала к управленческой интеллигенции, да еще такого ранга! Поэтому — только Ганна Афанасьевна.

Ну, хорошо. А чем она встречает нового председателя сельсовета с утра? Может, горячим кофе с теплыми булочками? Но кто же его сварит, если дядька Обелиск вообще не знает, что такое кофе, а Ганна Афанасьевна озабочена государственными делами и не может разменивать свое время на мелочи. Тогда, может, какими-нибудь приятными новостями, например, сообщением о доброжелательном упоминании Веселоярска в центральной прессе или, по крайней мере, товарищем Жмаком? Ничего подобного! С озабоченным и немного растерянным выражением лица Ганна Афанасьевна подает новому председателю сельсовета лист бумаги, где черным по белому написано следующее: «Телефонограмма. Председателю сельсовета товарищу Левенцу. Категорически требую организовать грузовую машину с крытым кузовом для перевозки из райцентра свиньи собственной в Веселоярск. Вновь назначенный преподаватель физкультуры Пшонь».

«Разыгрывают, — подумал Гриша, перечитывая странный документ. — Вот гадство! Кто бы это мог? Не иначе — Рекордя с Беззаботным. Напились в чайной и ударили по телефону».

Но должность обязывала. Нужно было принимать решение, не выказывая перед Ганной Афанасьевной ни колебаний, ни сомнений.

— Кто принимал телефонограмму? — спросил Гриша.

— Я лично.

— А передавал?

— Да вроде бы этот Пшонь.

— Может, Шпынь?

— Говорит: Пшонь. Я еще переспросила, так он меня отругал.

— Ага, отругал. Тогда заберите.

— Что?

— Телефонограмму.

— Как же так?

— А вот так. Мы с вами кто? Власть. А у власти требовать никто не может. Просить — пожалуйста. Но требовать? Номер не пройдет.

— Так это я написала «требую».

— Вы?

— Потому что он сказал: «Предлагаю».

— Вот-вот! Еще лучше! Если так, то пускай себе сидит со своей свиньей там, где сидит. Откуда он такой взялся?

— Я навела справки.

— И что?

— Получил назначение в нашу школу преподавателем физкультуры.

— Этот Пшонь?

— Он.

— А свинья?

— Про свинью в райнаробразе не знают ничего. Говорят: «Личное распоряжение товарища Жмака».

Что касается личного распоряжения, Гриша не имел опыта, поэтому почесал затылок.

— И про свинью личное распоряжение?

— Про свинью не говорили ничего.

— Так что же — добывать для него машину?

— Я уже звонила Зиньке Федоровне.

— А она?

— Ругается.

— Я бы тоже ругался.

— Тогда я в Сельхозтехнику. Попросила ремонтную летучку.

— А они?

— Обещали дать после обеда.

— Ну, выручили вы меня, Ганна Афанасьевна. Огромное спасибо.

Уже намерившись идти в свой кабинет, Гриша хлопнул себя по лбу.

— А где же этот Пшынь или Пшонь будет жить? Директор школы знает?

— Я позвонила, а директор говорит, что физкультурника не просил, потому что по совместительству физкультуру ведет Одария Трофимовна.

— У нее же история и география!

— Дали еще часы, чтобы большей была пенсия.

— Ей уже сто лет — какая там физкультура!