Изгой - страница 6
– Простите, сэр…
Отец даже не взглянул в его сторону.
– Думаю, поеду туда на поезде…
«Наверное, не услышал», – подумал Льюис.
– Простите, сэр, я хотел…
– Гилберт, ответь ему, пожалуйста.
– Да, Льюис?
– А в пустыне очень жарко?
– Очень.
– А змеи есть?
– Есть парочка.
– Вы по ним стреляли?
– Нет.
– А верблюды есть?
– Да, верблюдов сколько угодно.
– Вы ездили на верблюде?
– Нет.
– А много людей вы застрелили или взорвали?
– Льюис, дай папе поесть.
– Вы стреляли или взрывали?
– Льюис, о таком не говорят.
Он и сам понял. Пожалуй, лучше выбрать тему попроще.
– Вам понравились отбивные?
– Ничего, вполне прилично. А тебе?
– Тоже. А в пустыне давали отбивные?
– Как правило, нет.
– А что давали? Желе?
– А он болтун!
– Не всегда. Просто сейчас перевозбудился.
– Да я вижу. Будь умницей, Льюис, поешь спокойно.
Льюис уже доел, но первую просьбу решил выполнить и умолк.
В комнате было темно. Шторы плотно закрывали окно, и лишь с лестничной площадки пробивалась полоска света. Снизу доносились голоса: работало радио, о чем-то разговаривали родители – слов не разобрать. Льюис заерзал, зарываясь поглубже в холодную постель. На лестнице послышались шаги. Вскоре в комнату вошла мама и присела на край кровати.
– Спокойной ночи, дорогой.
– Спокойной ночи.
Наклонившись, она поцеловала его в щеку. От нее приятно пахло, только поцелуй вышел немного слюнявым. Наверное, они отдалились друг от друга. И вообще, все стало непонятным.
– Сядь, – попросила мама.
Затем притянула его к себе и крепко обняла, гладя по голове. Жемчужины из ожерелья впивались в лоб, но Льюису почему-то было приятно. От нее веяло теплом, а еще вином и сигаретами – как всегда. Слушая родной стук сердца, Льюис наконец-то почувствовал себя уютно.
– Все хорошо? – спросила мама, выпуская Льюиса из объятий.
Он кивнул и улегся на подушку.
– А как тебе встреча с папой?
– Здорово, что он вернулся. Теперь у нас будет настоящая семья.
– Да. И постарайся поменьше расспрашивать его про войну. Понимаешь, не все любят рассказывать о тяжелых событиях. Договорились, сынок?
Льюис кивнул. Он не вполне понял мамины слова, но был тронут ее доверием.
– А папа зайдет пожелать мне спокойной ночи? Не помню, как было раньше.
– Я его спрошу. Спи.
Мама вышла. Лежа в темноте, Льюис вслушивался в доносящиеся снизу голоса и музыку и ждал отца. А потом уснул – внезапно, как будто по щелчку выключателя.
– Война закончилась, говоришь? Зато ни шмоток, ни жратвы!
– Лиззи, нас слышит ребенок.
– Ничего, он привык.
– Льюис, пойди поиграй.
Льюис молча наблюдал, как родители собираются в церковь. Раньше он часто лежал в маминой постели, пока она одевалась, однако отец решил, что в спальне ему не место.
– Ну, давай же!
Льюис вышел на лестницу, уселся на верхней ступеньке и принялся ковырять краску на перилах. Родителей и отсюда отлично слышно.
– Ради бога, Гилберт. Какая еще церковь?!
– Я получил христианское воспитание.
– А я нет!
– Да-да, тебя и твою мамашу больше тянуло к друидам.
– Да как ты смеешь?
На мгновение голоса стихли – наверное, родители целовались, – затем раздался мамин звонкий смех. Льюис медленно спустился по лестнице, вышел за дверь и принялся рассеянно ковырять носком гравий.
Над кирпично-каменной церквушкой нависали свинцовые тучи. По двору носились дети, стирая нарядные туфли, родители приветствовали друг друга и беседовали, как обычно. Впрочем, нет, не как обычно: каждое воскресенье кто-то возвращался с войны; каждый раз воссоединялась очередная семья.
Выйдя из машины, Элизабет, Гилберт и Льюис направились к церкви. Льюис вырвал у матери руку и бросился в сторону могил, где играли дети. Играли в догонялки – нужно было успеть добежать до дерева, чтобы тебя не поймали. Пока держишься за могильную плиту, ты неуязвим. Правила все время менялись, и никто их толком не объяснял. Льюис считался «малышом»; Эд Ролинз, от которого ему выпало убегать, был на два года старше и слыл лучшим бегуном в компании. Льюис ухитрился его опередить и прислонился к дереву, чтобы отдышаться.
Он обвел взглядом двор. Девчонки тоже затеяли игру, только держались поближе к мамам. Дики и Клэр Кармайкл поздоровались с родителями. Скоро надо заходить в церковь. При мысли о холодных и жестких скамейках стало тоскливо. Отец заметил Льюиса и замахал рукой, подзывая к себе. Мальчик медленно побрел в сторону церкви, и на него тут же бросился Эд.