Изменившийся человек - страница 8
— Рейв?
Пять секунд рассказа, и Маслоу уже в недоумении. Он улыбается и адресует вопрос к Бонни, их эксперту по молодежной культуре.
— У миссис Кейлен двое детей подростков.
— Девочки или мальчики? — как будто Нолану не все равно.
— Сыновья. Макс и Дэнни. — Ей приятно произнести их имена. Ее лицо мягчеет. — Двенадцать и шестнадцать.
— Вы, наверное, родили их в детстве, — говорит Нолан.
— Ну да, — говорит Бонни. — В детском садике.
Маслоу барабанит пальцами по столу. Что у них с Бонни? Едва ли просто секс. Там какой-то невротический задвиг. Бонни боготворит мужика. И он это сечет.
— Рейв? — переспрашивает Маслоу. — Просветите меня.
— Это типа колоссальной вечеринки, — говорит Нолан.
— Да, — вступает Бонни. — Нечто большее. Это целая… молодежная субкультура. Ребята сговариваются, и тысячная толпа занимает брошенный склад, они привозят мощные аудиосистемы, раскрашивают лица, танцуют и…
— Мило, — говорит Маслоу. — Ваши сыновья посещают такие мероприятия?
— Нет пока что. — Бонни стучит по крышке стола. Суеверная.
Нолан говорит:
— Этот был под небом. В поле. Черт-те где. В марте. Надо же было придумать. Притащили громадные генераторы, экраны для лазеров и… Я не сказал, что привез меня родственник, Реймонд? — Нолан тут же пожалел, что упомянул Реймонда. По лицу, наверное, видно, что так и тянет оглянуться за спину.
— Винсент, — говорит Маслоу, — можно вас перебить? В моем возрасте все, кому меньше сорока, выглядят одногодками. Вы простите меня, интересно знать…
— Мне тридцать два, — говорит Нолан. Ему понятно, к чему клонит Маслоу. По возрасту Винсенту пора бы уже заканчивать с рейвами и посещениями рок-концертов. — Я и подумал, что тоскливо мне будет с этим молодняком, поздно мне прыгать, махать светящимися палочками и блевать в сторонке. И честно говоря… не видел никакого проку для себя в братании с этой… радужной коалицией.
Бонни засмеялась — хороший знак. Маслоу не смеется — плохой знак.
— Километров за пятьдесят от нас небо затянуло тучами. И где-то там погромыхивает. Я подумал, что народу Вудстока предстоит большое купание в грязи. Помню, сказал Реймонду, как обидно будет столько лет готовиться умереть за освободительное дело ДАС, а вместо этого быть поджаренным молнией среди грязных ребятишек на лугу.
— Вы с вашими друзьями из ДАС часто бываете на этих… рейвах?
Что до этого Мейеру? Чем занимаются члены ДАС в свободное время — не его забота.
— Никогда, — говорит Нолан. — Обычно нет.
У этой истории две составляющие. Одна — правда, и ее легко рассказать. Другая не столько ложь, сколько блик, многоточие, пробел. Ты не обязан всем рассказывать все. Этот урок усваиваешь с возрастом. Нолан кое-чему научился в жизни и из курса по обузданию гнева извлек кое-что полезное: вовсе не обязательно оставлять за собой последнее слово, достреливать обойму до последнего патрона. Незачем сообщать, что Реймонд поднял его на смех, когда он сказал, что надо сваливать до грозы. Это что, Нолан боится под дождь попасть? А Реймонду что прикажешь делать с семьюдесятью дозами экса? В задний проход себе засунуть?
— Когда мы приехали, там уже миллион ребят извивались под громадными экранами — бум-бум, цветные огни мелькают. Прямо какое-то радение электрических червей. У них там громадный помост, сидят диск-жокеи, техномузыка гремит…
Маслоу говорит:
— Похоже на описание ада.
И опять в ушах у Нолана бренчит голос Реймонда. Еврей не верит ни в рай, ни в ад. Вот почему он может красть у соседей, лишь бы только покаяться один раз в году — у еврея для этого специальный день отведен.
— И что тогда произошло?
Погоди. Маслоу, что, подгоняет его? Нолан будет говорить столько времени, сколько надо.
— Реймонд соскочил. Исчез. И я думаю… Нет, подождите. Вернемся на минуту. Вы должны понять. Я тогда был другим человеком. И думал так, как сейчас не стану думать. — Правда это? Конечно, правда. Наверное. Нолан просеивал… отбирал из той ерунды, которую приходилось слышать — но что-то же отбирал. То, с чем сам уже был согласен.
— Мы понимаем, — говорит Бонни. — Вы рассказываете нам о том, как переменились.