Изменю вашу жизнь - страница 12
– Мила, – сказала Ленка, – заказываю пожар на 8 вечера. Сможешь позвонить?
– Конечно. Куда тебя опять понесло, Ленуся?
– В одну очень приличную, я надеюсь, семью. Потом расскажу.
– Если ты собралась внезапно под венец, то одумайся. А я позвоню, конечно, сейчас напоминалку поставлю, – буднично сказала Мила, будто Ленка каждый день внезапно собиралась идти под венец.
Такси привезло Ленку в старый дом в центре города. Дома эти были рухлядью и снаружи представляли унылое зрелище, однако квартиры здесь были огромные и баснословно дорогие. Широкие лестницы с низкими и очень вытертыми по центру ступенями, огромные окна на лестничных пролетах, квадратные площадки. Ленка поднялась на третий этаж и позвонила в нужную дверь, удивляясь при этом собственному спокойствию. Внутренний голос молчал, Ленка предчувствовала интересный вечер.
Дверь открыл Павел, улыбчивый и какой-то совсем другой, помолодевший. Сразу было видно, что здесь он в своей тарелке. Ленка ступила в прихожую, отметив высоченный потолок, свежий ремонт, зеркало во всю стену и мозаику на полу.
– Добрый вечер! – сказал Павел и потянулся, чтобы помочь ей снять пальто.
Пока Ленка снимала сапоги, стараясь не пялиться по сторонам по своей журналистской привычке, в прихожую вошла женщина, на которую Павел был очень похож.
Ничего не было в маме Павлика от созданного в Ленкиной голове образа престарелой еврейской мамочки. Перед ней стояла, конечно, немолодая, но удивительно красивая, миниатюрная, с ясными и живыми глазами, с короткой стрижкой и в стильном шерстяном брючном костюме, женщина.
«Размер 44—46», – помимо своей воли прикинула гостья еще до того, как успела поздороваться с хозяйкой дома.
– Добрый вечер! – сказала та с той же интонацией, что и сын, и улыбнулась открытой и простой улыбкой.
«Помада дорогая», – снова сама собой написалась заметка в Ленкиной голове.
– Елена, я очень рада с Вами познакомиться, – спокойно и совершенно искренне сказала мама Павлика, протянула Ленке руку, пожала ее, протянутую в ответ, – Меня зовут Елизавета Романовна. Проходите, пожалуйста.
«Имперские какие-то имя и отчество. Надо узнать у Павлика их фамилию», – продолжало отбивать телеграммы Ленкино подсознание.
Впрочем, что-то царское было не только в имени этой женщине, но и в ее прямой спине, повороте ее головы, ее мягких жестах и удивительной речи: говорила она, будто читала какой-то текст – грамотно, складно и как-то очаровывающе.
В большой гостиной с высокими окнами и тяжелыми, но не старомодными портьерами был накрыт ужин. Тарелки были фарфоровые, бокалы хрустальные, салфетки – большие вышитые, накрахмаленные до хруста. Ленка, давно привыкшая есть и пить из небьющейся и потому какой-то ненастоящей стеклянной посуды, ощутила редкое для себя чувство – благоговейного восторга. Она даже погладила прохладный край тарелки просто так, от избытка чувств. Ужинали втроем. На столе было два салата, сырная тарелка с оливками по центру и утка с яблоками на роскошном подносе.
– Фирменное Пашино блюдо, – сказала об утке мама с едва заметной гордостью, и сын весело подмигнул гостье, мол, я не то еще могу.
Ели спокойно, размеренно. Ленка старалась не стучать ножом и вилкой по белоснежному фарфору, зато не могла не смеяться каждый раз от звона хрустальных бокалов после каждого тоста. Такой звон она слышала только в детстве в гостях у теток. Мамин хрусталь стоял в серванте, и трогать его было запрещено даже в большие праздники.
Павел представил Ленку как журналистку, которая пишет юбилейную книгу к 10-летию их адвокатской коллегии (Ленка сама придумала для Паши эту легенду, понимая, что разница в специальностях и возрасте дает мало возможностей для правдоподобных объяснений). Ленка призналась, что мало что понимает в юриспруденции, чтобы избежать «специальных» вопросов со стороны мамы-юриста, и что закончила филологический факультет. И речь пошла, вернее, плавно потекла, о литературе. Причем, что поразило Ленку, о литературе современной.
– Все мои подруги без конца читают Дарью Донцову, – сказала Елизавета Романовна, – И тут недавно нечего было читать, и я решилась на Донцову. Купила книжку в мягкой обложке в киоске около дома. Прочитала часа за три. Читать невыносимо, а оторваться невозможно, – и засмеялась.