Изображая жертву - страница 6

— Потопали. }

{ Валя не мог спать один. В смысле — не то что ему была нужна женщина. Нет. По большому счёту ему было всё равно, с кем спать, лишь бы не одному. Бывают такие люди. Вот. И Валя спал с телевизором. С невыключенным. Да ещё и в бейсболке. Бейсболка Вали была на один размер меньше. Она сдавливала его голову и оставляла следы на лбу, поэтому он её и не снимал, чтобы никто не видел, что на его лбу следы от бейсболки. Иногда Валя мучился от головных болей, ну, представьте себе, — днями носить не своего размера бейсболку, но как сам он говорил — она помогала ему ощущать, что он существует. Боль постоянно напоминала ему, что он существует, живёт, поэтому Валя очень боялся снимать бейсболку, иначе в его голове начиналась такая лёгкость, что он терял способность соображать и ему казалось, что он облако, которое плывёт себе по небу, и вот мы стоим и гадаем, что это — кораблик, львёнок, а облако снова оборачивается каким-то причудливым предметом и, наконец, совсем растворяется. Валя очень не хотел раствориться, поэтому и носил бейсболку.

— Валя! Валь! — Мурашки в телевизоре забегали и превратились в фигуру моряка.

Да, действительно, программы в телевизоре давно закончились, и то, что там были мурашки, — это вполне нормально. Но вот почему там возникла фигура в чёрном длинном пальто, клёшах, в бескозырке с якорем и большим зелёным рюкзаком за плечами? Такого не было ни в одной программе телепередач.

— Валёк!

Моряк добился своего — после очередного его отчаянного стона Валя начал просыпаться.

— Отец?

— Опять ты телевизор не выключаешь... А он всё мотает... мотает и мотает... Электричество... Выключи... а то деньги платить...

Валя, ещё толком не очнувшись, метнулся к телевизору и выключил его. Но моряк не исчез. Он переместился, как голограмма, на шкаф, опустил рюкзак на землю и опять заговорил с Валей:

— Счётчик, Валя... у всего есть счётчик... и у электричества, и у нас... Ты вот телевизор не выключил, и — намотало, — на всю мамкину зарплату... да?..

Валя протянул руку к голограмме на шкафу и прикоснулся к ней. Голограмма никак не отреагировала, только Валя почувствовал необычайный холод, как будто он прикоснулся не к двери шкафа, а к двери морозильной камеры.

— А она мой счётчик, Валя, она мой счётчик так раскрутила, что вся моя жизнь пронеслась... оглянуться не успел...

— Почему, отец?

— Есть такие ситуации в жизни, когда живёшь, живёшь, ни о чём не подозреваешь, а кому-то уже помешал, кому-то очень даже близкому... просто потому, что живёшь, — помешал...

— Кому ты помешал, отец?! Кому?!

Дверь в комнату открылась, и моряк исчез.

— Валя! Валя, ты не спишь?

На пороге Валиной комнаты стояла пышная женщина с такой же пышной причёской. Несмотря на ночное время, и женщина и причёска были абсолютно не помяты, а даже наоборот — как будто специально приготовившиеся к чему-то очень личному, но торжественному.

— Ты что, не спишь?

Валя ещё не опомнился от встречи с моряком и закричал:

— А?! Папа...

Женщина включила свет.

— Опять отец приснился? В шапке сколько раз тебе говорила не спать!

— Нет... он...

Женщина подсела на кровать к Вале, обняла его за плечи и уставилась в окно стеклянным взглядом. Так всегда поступают женщины средних лет, когда вдруг постигают бытие и демонстрируют это окружающим. Я имею в виду, обнимают кого-то за плечи и вылупляются стеклянным взглядом вдаль.

— Мне он тоже снится... тоже снится... а вчера мне, представляешь... брат папин приснился, дядя Петя... в костюме, стоит, улыбается, а я гляжу — у него во рту все зубы золотые, представляешь — все! Мне очень нравится, когда у мужчины золотые зубы! У тебя есть проблемные зубы, хочешь, я организую, отцово кольцо золотое можно переплавить тебе на зубы, ему-то всё равно уже ни к чему...

— Нелепо, да? Обычный ужин, а он взял и отравился...

Стеклянный взгляд женщины вдруг стал наливаться кровью. Она медленно повернула голову на сына, сын на неё.

— Да... Да, нелепо... А всё нелепо! Ты вот у нас появился тоже нелепо! Тебя не должно было быть, а ты взял и появился! Не по правилам! Я всегда рассчитывала, когда можно не предохраняться, и никогда никто не появлялся, а ты...