Изобретение велосипеда - страница 11
Ах, Байрон, Байрон…
«Тоска какая», — написал записку Гектор и передал её Косте Благовещенскому. Костя сидел рядом и слушал Валентину Дмитриевну в отличие от Гектора внимательно.
«Байрон не тоска!» — криво нацарапал Костя на обратной стороне записки. Гектор скатал записку в шарик и выбросил в форточку. Ау, записка!
Впереди сидит Инна Леннер. Белеет шея одинокая… А что, если дать ей щелчка?
Байрон и современное ему английское общество…
— Байрон — лишний человек! — сказал кто-то.
— Поэт не может быть лишним… — возразила Валентина Дмитриевна.
— Лишними могут быть только его герои! — усмехнулся Костя Благовещенский.
— Поэт творит и живёт, — сказала задумчиво Инна Леннер. — То, что он написал, будет нужно потомкам, а то, что он живёт, мешает современникам…
— «Чайльд Гарольд»… Краткое содержание поэмы… — сказала Валентина Дмитриевна.
Гектор развеселился и написал новую записку: «Идёт по горам Байронишка в коротких, коротких штанишках!» Передал записку Инне. Инна прочитала записку, повернулась и покрутила у виска пальцем.
«Инна Леннер съела кернер…» Гектор поперхнулся. Он забыл, что такое кернер. Кернер… Кернер… Ах, эта такая штучка, ей намечают дырки перед тем, как сверлить… Тюк молоточком, а потом сверло ровно идёт, не кривляется…
— Зачем ты съела кернер? — тревожно прошептал Гектор.
— Что? — удивилась Инна.
…Валентина Дмитриевна пересказывала поэму «Манфред».
Окна кабинета английской литературы смотрели в парк. В парке ничего не происходило. А раньше на другой стороне улицы за парком находилась фуражная контора. С утра туда наезжали мужики на подводах, грузили мешки с овсом и увозили их куда-то. Лошади стояли и очереди, нюхали друг другу хвосты, а мужики сидели на скамеечках, курили и поплёвывали под ноги. Инночка Леннер… Выплюни кернер… Тьфу! Гектор представил, как белолицая, вежливая Инночка Леннер выплёвывает кернер, и он, громыхая, катится под стол. «Кто я? Что я?» — написал Гектор третью записку и передал её Косте Благовещенскому. Но Костя, увлечённый рассказами о Байроне, не спешил писать ответ. Гектор давно приметил Костину привычку внимательно слушать всё, что говорится о великих людях. По истории Костя получал исключительно одни пятёрки. «Садись, Благовещенский, — вздыхала Алла Степановна. — Садись, получай свою пятёрку, но не забывай, что основная движущая сила истории — народные массы… По крайней мере, на экзаменах в институт не забывай…»
Гектор задумался. Он вспомнил, как недавно подошёл к отцу и сказал:
— Мне кажется, что во мне сейчас расправляет крылья талант поэта…
— Это всем кажется в твоём возрасте, — усмехнулся отец.
— Но не того поэта, который пишет на бумаге стихи… Другого поэта… — возразил Гектор.
— Когда ты провалишься в университет, — сказал отец, — в тебе расправит крылья талант трагика… Но не того трагика, который всего лишь сочиняет трагедии… На твоём месте я бы больше занимался…
Гектор пожал плечами.
— Все скоро начнут заниматься, и я начну…
— Стоп, — сказал отец. — Пойми одну вещь… Ты сейчас, как стрела на взлёте… А до мишени ещё лететь и лететь… Ты будешь заниматься, я знаю, но по инерции… Как все… А чтобы поступить, придётся бороться, понимаешь, бороться! Нужна одержимость… А у тебя этого нет… Стихи вспомни: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». А ты пока одни овалы рисуешь…
Ах, Байрон, Байрон, когда же ты наконец кончишься?
Спохватилась Валентина Дмитриевна за пять минут до конца урока. Прервав рассказ о Байроне, она вспомнила, что надо кого-нибудь и спросить.
— Лёша Казаков! — сказала она по-английски. — Расскажи-ка нам про Перси Биши Шелли… Я ведь на сегодня его задавала?
Лёша — классный комсорг — был высок, плечист и кудряв. В минуты задумчивости лоб его становился похожим на скомканный лист бумаги, так сильно Лёша собирался с мыслями. Черты лица у Лёши мелкие, и Гектор, видя его издали, узнавал только по шапке кудрявых волос, которые росли спирально вверх.
— Не знаю, Валентина Дмитриевна, — по-русски ответил Лёша, — не задавали вы этого…
— Как? — тоже перешла на русский Валентина Дмитриевна. — Не задавала? Что ты такое говоришь?