Изобретение велосипеда - страница 56
— Что дальше будем делать? Леннер пусть выступит или как?
Лёша толкнул сидящего за столом президиума Женю Константинова.
— Предлагаю предоставить слово комсомолке Леннер! — сказал Женя.
— А можно я потом? — спросила Инна. — Я ещё в готова…
— Тогда предоставим слово товарищу из райкома! — сказал Женя.
— Странно мне, — поднялся Толик. — Странно мне присутствовать на таком собрании… Я не понимаю, где я? Не говорю о соблюдении уставной формы собрания — это не главное, говорю о вас! Что за кривляния? Что за смешки? Вы же не дети! Будто не знаете, зачем вы здесь собрались?
— А действительно, зачем? — спросил Костя Благовещенский.
— Почему ты меня перебиваешь? — возмутился Толик.
— Не знаю, — задумчиво ответил Костя. — Наверное, защищаю честь класса. Нельзя же на нас так орать.
— Если вы сейчас же не прекратите эти глупые выходки, я уйду с собрания и напишу докладную в райком!
— А я позову директора! — добавила Сусанна Андреевна. — Он, кстати, ещё не ушёл…
Напоминание о директоре успокаивающе подействовало на разгорячённые головы. Стало тихо. Толик нервно поправил галстук.
— Можно я выступлю? — спросил Костя Благовещенский.
Толик Ифигенин покачал головой и выразительно посмотрел на Александра Петровича. Александр Петрович сделал вид, что не заметил этого зовущего к совместному негодованию взгляда.
— Вот сидим мы здесь, — начал Костя, — и всё ждём, когда же начнётся настоящий серьёзный разговор о нашем отношении к школе, о том, что нельзя обманывать учителей и родителей и прогуливать тоже нельзя… Но не начнётся этот разговор, вот в чём беда! Я могу объяснить почему. Прогуливать нельзя, обманывать нельзя — это истины, известные всем с первого класса, не требующие доказательств. То есть аксиомы. Условия, во многом определяющие наше существование на данном этапе. Назовём условно этот этап «школа». Можно повторять эти истины тихим голосом, как это делает Сусанна Андреевна, за что большое ей спасибо, а можно кричать их в рупор, стуча себя в грудь и смахивая негодующую слезу, как это намерен делать сегодня уважаемый товарищ Ифигенин. Но в любом случае говорить об этом скучно… Скажите мне, — обратился Костя к классу, — кто из вас ни разу не прогуливал?
— Я! — поднял руку Женя Константинов.
Все хмыкнули.
— Все, значит, прогуливали, — сказал Костя. — Так почему же вы должны здесь сидеть и обсуждать меня. Только из-за того, что я попался, а вы нет? Тогда это нечестно. То, что я совершил, ведь в вашем понимании не преступление и не проступок, достойный осуждения. Родителей моих надо было вызвать, замечание в дневник записать, но зачем же провоцировать негодование коллектива? Мне кажется, сборища, где все судят одного за то, что сами спокойненько делают, только воспитывают лицемерие!
— Договорился до чего! — удивилась Сусанна Андреевна. — Сядь лучше, Костя!
— Костя у нас добрый христианин, — сказала Таня Соловьёва. — Помните, как Христос защищал блудницу?
— Блудница — это, по-видимому, я? — повернулась к Тане Инна.
— Я этого не говорила, — ответила Таня. — Просто много ты о себе, Инночка, думаешь. И защитников у тебя целый класс. Личико надо было хоть смиренное сделать, а то сидишь, нос воротишь. Противно!
— На собрании мы или на базаре? — посмотрел на Таню Костя Благовещенский. — Успокойся, Таня. Шоколадку лучше съешь…
— Когда надо будет, тогда и съем! — ответила Таня. — Я на диете не сижу и ангела из себя не строю!
— А кто из себя ангела строит? — повернулась к ней Инна.
— Ты строишь! — ответила Таня. — За любовь она видите ли, страдать собралась, мы, негодяи такие, обсуждать её должны! Да кому ты нужна!
— Товарищи комсомольцы! — сказала с укором Сусанна Андреевна. — Вам не кажется, что мы существенно отклонились от повестки собрания? Давайте ближе к делу…
— А мы и так ближе некуда, — ответил Костя Благовещенский. — Вы меня, Сусанна Андреевна, перебили, а я ещё хотел сказать, что подобные собрания позволяют запросто сводить счёты. Понимаете…
— Какой! А? — хлопнула Таня рукой по столу. — Это я здесь свожу счёты? Да я вообще сейчас отсюда уйду.
Костя вздохнул и сел.
— Извини, Таня, — сказал он.