Изобретение велосипеда - страница 65

— Ты спятил!

— Женщина старше и сильнее меня, — бормотал Гектор. — Сгибающая подковы…

Алина наконец вырвалась.

— Ты наглец!

— Ага! — обрадовался Гектор. — Я слышу голос женщины, которая забыла, что она старше и сильнее меня. Мы едем ко мне?

— Что?

— На трамвае?

— Отстань, пожалуйста, от меня!

— Почему мы не едем?

— Как тебе не стыдно?

— Я тебе не нужен, — грустно сказал Гектор. — Я всё понимаю… Семнадцать лет, и так далее… Но я же не виноват, что мне семнадцать лет…

— Когда мне вернут права, мы покатаемся на мотоцикле, — смирила гнев Алина. — А сейчас иди домой.

— Когда тебе вернут права, мне будет уже восемнадцать лет… У тебя есть телефон?

— Нет.

— Тогда запиши мой.

— У меня нет бумаги.

— Это не страшно… — Гектор написал свой телефон углём на стене мастерской. Цифры получились огромными. — Если ты сегодня не позвонишь мне, я завтра снова приду к тебе в мастерскую, — сказал Гектор.

— Иди, — сказала Алина. — Мне надо работать. Иди…

Спускаясь по лестнице, Гектор почему-то вспомнил девушку в небесных брюках…

В день демонстрации на Невском подняли полотняные паруса навесы, под сенью которых продавали лимонад, конфеты, сигареты и коржики. Около навесов радостно суетились голуби.

Первое мая оказалось днём солнечным и тёплым. Гектор включил телевизор, потом сел на кухне завтракать, размышляя, как, в сущности, бездарно проводит он время в отсутствие родителей. Вчера, вернувшись из академии, Гектор принялся читать «Портрет Дориана Грея», и пустынный Невский, и белая ночь за окном встретили Гектора, когда он закрыл книгу и принялся ходить по комнате. И жизнь его вдруг сверкнула чужой радужной гранью, и, зачарованный, он следил, как блекнут краски и осыпается позолота, как снова он становится самим собой — десятиклассником Гектором Садофьевым. «Фантазия — цветная паутинка, — думал Гектор. — Смахнёшь её с глаз, и снова всё серое…» И ещё Гектор подумал что, пойди он к Алине после того, как прочитал «Портрет Дориана Грея», он повёл бы себя по-другому. Гектор набрал телефонный номер Кости Благовещенского, но потом посмотрел на часы и положил трубку. Было поздно. Дориан Грей лежал на ковре с ножом в сердце. Костя уже, должно быть, спал, и снилась ему Инна…

«Интересно, — подумал Гектор. — Маленькое смятение в душе, и я звоню Косте Благовещенскому… Почему? А потому, что он наверняка читал эту книжку! И он мне что-нибудь скажет, и я с ним не соглашусь, а потом пойму, что он всё-таки прав! Хватит! Больше я ему не буду звонить… Но Инна! Почему же она… Бедный умный Костя… Всё читает, всё знает… Пусть читает! Что же я за человек? — иногда задавал себе вопрос Гектор. — Вот Костя — он читает книги, готовится к экзаменам, любит Инну Леннер… А я? Я читаю книги? Да, но гораздо меньше Кости… Готовлюсь ли я к экзаменам? Да, готовлюсь потихоньку, но… Если, скажем, идёт по телевизору интересный фильм, я буду его смотреть… Во мне нет целеустремлённости… Люблю ли я Алину Дивину? Как-то неуверенно я её люблю… И здесь нет во мне целеустремлённости! Что же делать?»

В этот день Гектор положил на свой письменный стол все имеющиеся в доме учебники по литературе, историю русскому языку и английскому языку. Учебников набралось много. Гектор вышел в прихожую и посмотрел на себя в зеркало. «Слушай! — сказал Гектор своему отражению. Все эти учебники станут для тебя отныне самыми любимыми книгами! Иначе ты пропал! Понял? Так жить нельзя!»

Гектор вспомнил, чем закончилась его попытка заниматься в библиотеке Салтыкова-Щедрина. Вместо хрестоматий Гектор почему-то набрал поэтических сборников декадентов. Но их стихи его мало тронули.

— Хотите, я сейчас напишу стихотворение? — спросил Гектор у девушки, сидящей рядом.

— Это ваше личное дело, — ответила девушка.

— Я напишу стихотворение, которое бы украсило этот сборник, — сказал Гектор.

Девушка была в чёрном строгом платье.

— Вы напишете стихотворение, которое украсило бы сборник Волошина? — тихо спросила она, посмотрев на обложку.

— Да! — твёрдо сказал Гектор.

— Простите, но вы кретин! — сказала девушка.

Гектор обиделся.

На следующий день он сочинил стихи и показал их Косте Благовещенскому. Костя ухмыльнулся… К концу дня Костя написал поэму.