Изобрети нежность - страница 25

стр.

Павлик опустил на колени книжку и долго смотрел в окно, где, почти невидимая за пыльными стеклами, начиналась улица Буерачная, и, медленная, струилась подо льдом Жужлица…

Четыре страницы выписок из Большой Советской Энциклопедии с характеристиками и латинскими названиями тропических деревьев. Две строчки о матери: «В детстве мама тоже не умела петь. Голоса не было». Про школу: «Если бы учить задавали только что нужно тебе, что нравится – все стали бы отличниками». И, наверное, после какого-то разговора с Татьяной Владимировной: «Я обещала никогда не волновать Павла. У него от этого температура». Потом снова: «Красивый – это, значит, красный, хороший человек». Слово «красный» было подчеркнуто.

Павлик просмотрел всю книжку, страничку за страничкой, хотя и знал, что времени у него мало. После той фразы, что она записала здесь, при нем: «Тридцать шагов от секвойи, против бури», – наверное, тогда же, вчера вечером, была сделана приписка: «Только я сама знаю, что трусиха». И больше ничего. Эта фраза выделялась небрежностью почерка и загибалась вниз по странице, как будто Аня очень спешила… Может, ей просто нелегко было сделать это признание, даже перед собой…

Павлик невольно сопоставил эту запись с другой, что была сделана раньше: «Храбрый человек – это который побарывает страх».

Но все это не внесло ясности в его навязчивые сомнения.

Павлик закрыл книжку, и в медленной тишине к нему вернулось ощущение пустоты вокруг. Страшной – оттого, что Ани больше нет… И никто не найдет страны Эльдорадо, чтобы узнать самые главные тайны инков…

Очнувшись, он торопливо соскользнул на пол, когда скрипнула лестница, и столкнулся с Викой уже у двери.

– Днем, Павлик, здесь моя комната! – напомнила ему Вика.

– Я на одну минутку, – оправдался Павлик, протискиваясь к выходу, так как боялся, что она задержит его. – Я сейчас…

Но Вика лишь предупредила вдогонку:

– Помоги Косте! Будем в карты играть. – И она показала колоду, на которой Татьяна Владимировна гадала себе и Павлику, что было, что будет, что на сердце лежит…

В кольце осложнений

В комнате был наведен прежний порядок: стол отодвинут на свое место, лишние табуреты убраны. Костя занимался посудой на кухне.

Павлик остановился посреди комнаты, сознательно удерживая себя в том не по-хорошему взвинченном состоянии, которое охватило его в мансарде, перед приходом Вики.

Осторожно приоткрыв дверь, он вышел в коридор. Снял кроличью шапку и заново внимательно осмотрел ее. Через дыру на макушке почти свободно проходила ладонь. Павлик стоял в коридоре, уставившись на эту великолепную прореху, пока не озяб.

Костя мыл посуду: в большой алюминиевой миске перед ним отмокала грязная, в другой, чуть поменьше, должна была, по замыслу, купаться чистая.

Услышав движение за спиной, он оглянулся, виновато спросил:

– Голодным ты остался, Павка? – Павлик вместо ответа протянул ему шапку. – Ого! – Костя присвистнул, ковырнув мокрым пальцем прореху. – Где это ты умудрился?

– Я не умудрялся… – возразил Павлик.

– Ну, налетел!

– И не налетал… – продолжая держать перед собой шапку, сказал Павлик.

Костя поглядел на него, потом на шапку, опять на него, и снова, уже внимательнее, на шапку. Улыбка постепенно сошла с его лица. Приткнув на угол плиты мокрую тряпку, он схватил полотенце, скомкал его, чтобы высушить ладони, и осторожно, как берут хрупкие вещи, перенял у Павлика его головной убор. Нахмурился.

– Ты чего это, Павка, а?

– Я ничего… – тихо сказал Павлик.

– А что ты думаешь?.. – Он положил шапку на табурет перед собой.

– Я, Костя, нигде не налетал… – повторил Павлик.

Наверное, Костя ждал, чтобы Павлик опроверг его догадку. Хотя уйти от нее было невозможно.

– Нет, старик, здесь что-то не так… – испуганно проговорил он.

Тогда Павлик напомнил сам:

– Но ведь мы слышали выстрел?..

Костя выглянул из-за ширмочки на лестницу, что вела в мансарду, хотел пригладить, но только еще больше перепутал обеими руками волосы.

– Об этом я, Павка, все время думаю! Но только… Зачем ему в тебя стрелять? – Павлик пожал плечами. – Нет-нет! – сам себе возразил Костя. – Я думал, в крайнем случае, он шуганул в воздух. Попугать!