Изобрети нежность - страница 49

Костя, видимо, надеялся рассказом о страшных происшествиях чуточку остепенить ее.

– Во-первых, Павлик оттащил облигации назад и его чуть не поймали там! (Вика перевела свой сощуренный глаз на Павлика.) Во-вторых, вернулся твой отчим, или кто он там тебе. (Вика посмотрела на Костю.) А в-третьих, ваш сторож – Кузьмич, да, Павка? – только что убил какого-то мужика. Из ружья!

– Ой! – сказала Вика и открыла второй глаз.

Костя рассказал ей о событии возле дома Мелентьевых. В результате Вика окончательно проснулась и, охая и всплескивая руками под одеялом, принялась рассказывать уже известное Павлику о таинственной банде Гурзика, в которой – она слышала – был и убитый Илькин брат…

Павлику очень захотелось лечь на раскладушку и уставиться в темноту.. Собственно говоря, он уже все рассказал Косте, добавить ему было нечего. И когда подумал об этом, вспомнил, что ни словом не обмолвился о тополе. Но теперь это казалось не столь существенным. А к тому же, у него появилось странное ощущение, будто прикрыть он должен был не только Аню, но и Костю, и Вику, которых сам втянул в дополнительные неприятности… Наверное, потому изменился Костя… Когда он крикнул: «Павка!» – он словно бы знал, что Павлик может оказаться причастным к выстрелу, и беспокоился за него, а вместе с тем очень не хотел причастности Павлика к событиям, и потому и голосе его прозвучало раздражение. Да и в лице на какой-то миг потом вместе с испугом за его, Павлика, судьбу проступило недовольство…

– Ладно! – Костя движением руки остановил Вику. А сказал больше для Павлика, чем для нее: – Там сейчас милиция, они сами разберутся. Давайте спать! – И выключил свет.

Павлик получил наконец возможность таращиться в темноту… Но когда Вика уснула, он встал. Неслышно поднялся наверх, приоткрыл дверь в мансарду. Тихонько позвал:

– Костя…

– Что, Павка?.. – негромким и ровным голосом отозвался Костя, будто знал, что он придет. Наверное знал.

– Вот если бы я сказал все милиции… Ну, что слышал… И узнали бы про Вику. Маму вызвали бы?

– Конечно, Павка, вызвали бы…

Павлик долго молчал в ответ.

– У нее завтра первый спектакль вечером… Она будет бесприданницу играть…

Теперь помедлил Костя.

– Я знаю, Павка… У нее завтра вся жизнь решается…

Солнце поблескивало сквозь ставни, и было, наверное, уже около девяти часов. Только из дому казалось, что на улице тепло. Ошалелый ветер налетал порывами, то утихая вовсе, то неожиданно взъяряясь. И тогда свистел в щелях оград, в ветвях яблонь, относил куда-то в сторону голоса.

Толпа возле дома Мелентьевых на первый взгляд как будто и не расходилась. Но местные жители давно разбрелись по домам. А теперь подходили, толклись перед калиткой, высматривали, выспрашивали, главным образом, чужаки: с дальнего конца Буерачной. А может быть, аж из центра.

Только старушка в сиреневом пальто оказалась тут, как на посту: давала разъяснения, показывала, кто, где и как лежал, – где Кузьмич, где убитый…

В смутной надежде уловить в болтовне старушки что-нибудь важное для себя Павлик протиснулся ближе к ней, и уже первая новость, которую он услышал, будто приковала его к земле.

Разговор шел, видимо, сразу обо всех событиях, что в два-три дня свалились на Буерачную. Павлик услышал слово «водолазы» и сжался в комок, сразу крохотный, бессильный. Как ни готов он был к этому, где-то в глубине его существа таилась фантастическая, заведомо несбыточная надежда, что все еще вдруг да обернется по-иному…

А сиреневая бабка показала рукой вокруг головы, как они выглядели, эти водолазы: в шлемах…

– Да нет, быстро! – перебила она чей-то вопрос. – Разок нырнул – и тут она!..

В какой-то момент Павлик мог упасть. Потому что земля, деревья, ограды поплыли вокруг него. И заскользили белыми пятнами лица перед глазами: все одинаковые, все чужие. Если бы можно было сесть посреди толпы – он сел бы. Но слезы – комком у горла и злость – до бешенства, какой он никогда не знал раньше, удержали его на ногах.

Как сквозь глухую перегородку, откуда-то с неведомой стороны, до сознания его доходило, что Аня ударилась о лед, потому что на лице ее рана… И что ее сразу куда-то увезли…