Изоляция - страница 4
На лестничной площадке кто-то завозился. Судя по звукам, тварь была немаленькая. Послышался скрежет соседней двери, задетой могучей конечностью. Мутант заворчал, зашлепали вверх по лестнице несколько пар лап.
В голове у Марины созрел план. Она схватила свой автомат, метнулась к выходу, оттолкнув растерявшегося разведчика, ударила по металлической двери и оказалась на лестнице.
Незаметно проскочить не удалось. Мутант повернул уродливую голову, покрытую отвратительными наростами, разинул пасть и взревел. Алексеева с трудом удержалась на ногах и поняла, что не успевает убежать. Нужно было отвлечь внимание твари. Но как? Выход только один – натравить ее на разведчиков с Киевской.
«Хана экспедиции, – мелькнуло в голове Марины. – Сунули нос, куда не следует».
Пуля ударилась о дверной косяк, грохот выстрела заметался между стенами. Алексеева бросилась бежать. Проскочив несколько пролетов, она прижалась спиной к двери одной из квартир и прислушалась.
У нее получилось. Мутант отвлекся на звук выстрела и пополз к квартире, где укрылись разведчики. Теперь девушка поняла, что пара сантиметров металла для его зубов не помеха. Раздался клацающий звук, скрежет железа, а следом за ним – душераздирающий вопль, который не заглушили даже фильтры противогаза. Пару раз громыхнули выстрелы – и потонули в отчаянных криках. Тварь добралась до своей добычи.
Марина перекинула автомат за спину и побежала, желая успеть до полного восхода солнца. Она мчалась по Мичуринскому проспекту, задыхаясь и оскальзываясь на искореженном асфальте.
Ей снова, снова неслыханно повезло. Теперь – ценой четырех жизней. Разведчики с Киевской проявили ненужное любопытство и должны были умереть. Бункер Гуманитарного института в лице Алексеевой трепетно оберегал свои тайны.
В страшном, исковерканном мире переступать через человеческую жизнь стало обыденным и простым. Когда счет жертв шел на миллионы, один, пять, десять погибших уже не считались трагедией.
И Марина вновь перешагнула через человеческую жизнь. Перешагнула безвозвратно. Она спасла своих товарищей – жителей бункера, – когда отвлекла четверых «философов», но своими собственными руками убила четверых разведчиков.
Алексеева лежала на узкой койке в своем кабинете, тщетно ища себе оправдание. Ей было противно и тошно от самой себя. Нужно было выговориться, кому-нибудь рассказать все то, что ее тревожило, но она не могла. Не имела права. Объяснить смерть разведчиков Ганзы кому-нибудь из своих означало рассказать и о радиации, и о вынужденной и постоянной изоляции бункера. Пошатнуть более-менее благоустроенный быт и веру в светлое будущее. В возрождение цивилизации. Нет. Она не имела права отнимать последнюю надежду у вверенных ей людей.
«Зато имела право отнять жизнь!» – ехидно шептал внутренний голос.
– Нет. Замолчи. Я их не убивала! – выговорила Марина, зажимая уши ладонями. Но разве можно сбежать от самой себя?
«Ты лицемерная, двуличная дрянь, – издевалось подсознание. – Ты говоришь о том, как ценен каждый человек, готова умереть за этот бункер… Но обрекла незнакомых тебе людей на страшную смерть!»
– Я должна была вернуться. Бункер должен жить! Контакты с внешним миром означают смерть! Эпидемию, мор! Мутации! Разведчики влезли не в свое дело. Если бы они отпустили меня, я бы не стала так поступать! – всхлипывала Алексеева, ворочаясь на кровати.
«Оправдывайся-оправдывайся, – шипел голосок в голове. – Ты их убила, позвала монстра, спасая свою шкуру! Они будут являться тебе во сне!»
Марина резко села на кровати, включила свет. И вдруг отчетливо поняла: нет, погубленные разведчики не придут.
В душе будто заскрежетали какие-то невидимые стальные запоры. И словно прочной гермодверью отсекли служебные дела от сентиментальности и сострадания.
– Так должно было быть. Они поставили под угрозу жизнь моего бункера. Я натравила на них тварь. Потому что они представляли опасность для нас всех. Я выбрала единственно возможный вариант! – отчеканила Марина.
И на нее вдруг накатилась страшная усталость, смешанная с безразличием. Алексеева рухнула на кровать и провалилась в сон…