Израиль, которого не было - страница 16

стр.

По иронии судьбы «скитальцы» сами же и попались в расставленные ими сети. Их генетические (скорее даже – евгенические) исследования, нацеленные на отыскание маркеров своеобразия, дали обратный эффект, умудрившись подвести еврейство к той черте, за которой само его существование оказалось под вопросом. Думаю, многие из евреев во время Второй мировой войны мечтали стать неотличимыми от представителей других наций, дабы избежать жерновов холокоста.

При этом подлинная наука не была продвинута ни на йоту.

Поначалу попытки представить евреев нацией и даже выделить в отдельный расовый тип вызывали лишь снисходительную усмешку. Но когда в это поверили, стало уже не до смеха. Ибо поверили в это в том числе и нацисты. А поверив, стали претворять в жизнь по-своему воспринятые выводы из этой, на первый взгляд, безобидной сказки.

Впрочем, к тому, что известно об ужасах холокоста, добавить нечего. Да и не ставилась здесь такая цель. Единственное, что хотелось бы, так это продемонстрировать выкладки еврейских интеллектуалов периода зарождения фашизма, как две капли воды похожие на содержание более поздних нацистских пропагандистских роликов. Только с обратным знаком.

Вот, например, как обосновывал национальную идентичность евреев один из родоначальников сионизма, Натан Бирнбаум (1864–1937), кстати говоря, первым употребивший термин «сионизм»: «Невозможно объяснить умственные и эмоциональные особенности того или иного народа иначе, как при помощи естествознания. «Раса – это все», – говорил наш великий соплеменник лорд Биконсфильд (Бенджамин Дизраэли). Ведь в расовых особенностях заложена уникальность народа. Расовые различия являются источником национального многообразия. Из-за несхожести рас немец или славянин думает и чувствует по-другому, нежели еврей. Эта несхожесть позволяет также объяснить тот факт, что немец создал «Песнь о Нибелунгах», а еврей – Библию»[33].

Оказывается, на облик нации оказывают влияние не исторические коллизии, не география проживания, не язык с культурой, а биологическая наследственность, природа: «Природа порождала и продолжает порождать разнообразные человеческие расы, так же как она создает разные времена года и климатические условия»[34].

Как говорится, еврей – он и в Африке еврей. Эдакий «генный» детерминизм.

Мощная расовая подоплека сквозит и в воззрениях еще одного сионистского деятеля – Владимира (Зеэва) Жаботинского (1880–1940), который без обиняков заявлял: «Совершенно очевидно, что истоки национального чувства следует искать не в воспитании, полученном человеком, а в том, что предшествует воспитанию. В чем? Я изучал этот вопрос и нашел на него ответ: в крови. И этой точки зрения я придерживаюсь до сих пор. Чувство национальной принадлежности коренится в крови человека, в том расово-физическом типе, к которому он относится, и ни в чем ином… Душевное строение народа определяет физический тип человека в значительно большей степени, нежели индивидуальные душевные наклонности… Поэтому мы не верим в возможность духовной ассимиляции. С физической точки зрения немыслимо, чтобы еврей, в жилах которого течет чистая еврейская кровь без каких-либо примесей, обрел душевные наклонности немца или француза, точно так же, как немыслимо представить себе негра, сумевшего превратиться в белого человека»[35].

Опять тот же биологический детерминизм и связанные с ним противоречия. Я имею в виду негров-фалаша, сумевших-таки наперекор «природе» и Жаботинскому стать «белыми людьми», т. е. израильтянами. И вот еще факт – очевидный, но почему-то ускользнувший от внимания Жаботинского и его последователей: уже внуки эмигрантов, прибывших, например, в Америку, теряют национальную идентичность, превращаясь в коренных американцев.

А что, собственно говоря, оставалось строителям еврейской идентичности, кроме биологии? Ведь им нельзя было опираться в своем творчестве даже на территорию, которая в отсутствие других цементирующих факторов могла послужить основой нарождающейся под их перьями конструкции. И на религию они не могли рассчитывать, хотя это едва ли не единственное, что действительно как-то объединяло евреев всех стран. Ведь это могло придать еврейству очертания религиозной общины, а это не совсем то, о чем грезилось.