Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки) - страница 19

Когда я спросил своего проводника по Бандунгу Али Шарифа, где можно полакомиться традиционными сунданскими яствами, он, не раздумывая, сказал:

— Почти в центре города есть ресторанчик с названием «Понье». В переводе с сунданского это означает «аппетит». Там можно отведать кухню сунданцев в ее не испорченном вкусовыми привычками европейцев виде. Это на улочке рядом с главной улицей Брага.

Небольшое деревянное здание с высокой, треугольником крышей встретило нас прохладой. Было около полудня, и, хотя Бандунг находится в горах на высоте 600 метров над уровнем моря и считается курортным местом, жара становилась нестерпимой. Достаточно было провести 10-15 минут под безжалостными лучами стоящего над головой ослепительным белым шаром солнца, среди нагретых каменных зданий, на обжигающем асфальте, как тело покрывалось испариной, рубашка противно прилипала к спине, появлялось жгучее желание вернуться в охлажденную кондиционером машину.

Али Шариф, работник бандунгского отделения министерства информации, пояснил, что сносная температура в ресторане поддерживается без кондиционеров и даже без огромных потолочных вентиляторов благодаря отработанной веками системе проветривания. Дом расположен и устроен так, что свежий ветер с гор продувает его постоянно. Плетенные из расщепленного бамбука, побеленные стены отделялись от пола и потолка полуметровыми проемами. Кроме того, в самую знойную часть дня переходящая в открытую веранду большая часть дома пребывала в тени.

За длинными столами в полутемном зале и столиками на четырех человек на веранде сидели посетители, в основном молодежь. По их европейской одежде можно было предположить, что это мелкий служивый люд, облюбовавший «Понье» на время обеденного перерыва за его верность традициям и относительную дешевизну.

Судя по любопытным взорам, обращенным на меня, не трудно было догадаться, что европейцы здесь появляются не часто. Но ни на одном из лиц не было откровенного удивления, недоумения, тем паче недовольства. Сдержанные, приученные не проявлять открыто своих эмоций, индонезийцы отметили про себя факт появления странного посетителя и вернулись к своим тарелкам, тихим разговорам, неторопливым мыслям.

За одним из длинных столов для нас нашлось свободное место. Не успели мы усесться, как из неровно освещаемого огнем открытого очага сумрака кухни выбежал мальчишка с огромнейшим подносом в руках. Пострел лет 12-14 проворно расставил перед нами полдюжины тарелок с едой и исчез, не сказав ни слова. Горкой лежал отваренный рис, ярким желтым пятном выделялись обвалянные в едкой от перца пасте печеные яйца, острым ореховым соусом щекотал ноздри жареный цыпленок, пучки пряной зелени обжигали нёбо.

Это был своеобразный комплексный обед. Меню здесь каноническое. Не менялось, по словам Али Шарифа, с момента открытия ресторана около сорока лет назад. Неизменный набор подают каждому посетителю. Ешь, что нравится и столько, сколько душа принимает. Мой провожатый сказал:

— Здесь готовят то, что мы едим испокон веков. Каждый кусок пищи, кроме пресного риса, приправлен нашими пряностями. Они придают индонезийской кухне то своеобразие, которое так восторгает иностранцев.

Али Шариф улыбнулся той непостижимой восточной улыбкой, при которой не знаешь, что и подумать: то ли отнестись к его замечанию как к обычному для гида рекламному комплименту кухне, то ли рассматривать его как похвалу любознательности зарубежных гостей, то ли искать в ней потаенный смысл.

Уже не раз сталкиваясь с отшлифованной до филигранности способностью индонезийцев обыденными словами и образами иносказательно передавать глубокую обобщающую мысль, зная об обостренном в Индонезии, как и в других освободившихся от колониального ига странах, чувстве национальной гордости, я не мог исключить того, что в реплику об «охочих» до специй Востока европейцах Али Шариф вложил нечто большее. Уж не хотел ли он сказать, что погоня за пряностями была тем главным движущим мотивом, который привел Запад к открытию архипелага, а потом и закабалению его на долгие годы? Если он имел в виду это, то с ним нельзя не согласиться.