Ju 87 «Stuka» Часть 2 - страница 10

Лиана чувствовала, что её сердце поднимается всё выше и выше. Вот оно уже стучит в горле. А перед нею огромное багровое заходящее солнце, бьющее лучами прямо в глаза. Пронзила невыносимо печальная мысль: «Я вижу солнце в последний раз. Меня больше не будет…» «Нет! Нет! Нет! – закричало всё её существо. – Хочу видеть солнце! Хочу жить!» И этот крик детской души дошёл до палача.

– Nein! – крикнул пожилой немец и, бросив свой автомат, выбил оружие из рук напарника.

С руганью сцепились они в драке. Осилил старший. Расстрел отменён, но в памяти Лианы останется этот багровый закат. Перенесённый страх вызовет желание спрятаться, убежать от своего военного детства, сделает её замкнутой, немногословной, бесконфликтной.

Арестованных погнали в концлагерь.

Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик.

Работал начиная с 16 лет рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 г. – главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, в Джамбуле (ныне Тараз), Молодечно Минской области, Первоуральске Свердловской области, Кирове, а также главным инженером концерна «Легконструкция» в Москве.

С 1992 по 2012 г. работал в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, в том числе таких, как «Башня 2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.

Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном им самим.

Для советского инженера попасть в Копенгаген так же неосуществимо и невероятно, как в Гонолулу или, может быть, в какой-нибудь Тимбукту. Во-первых, Копенгаген неизвестно где, то ли в Африке, то ли в Австралии, а во-вторых, Копенгаген, это все знают, просто прикол: «Я в этом деле не Копенгаген!». Поэтому, когда Нинка Дротова спросила Люсю: «Где ваш муж, почему не на работе?», а та ответила: «Он в Копенгагене», Нинка нервно рассмеялась и сказала, что шутка эта неудачная и жена должна знать, где муж, а он второй день не выходит на работу. И когда Люся сказала, что это не шутка, он в самом деле в командировке от министерства, Нинка открыла рот и долго не могла сообразить, то ли над ней издеваются эти умники, то ли этот самый Копенгаген действительно существует. Нинка – крикливая и распутная баба из отдела кадров, кадровичка, присланная из органов, чтобы заместить уходящего на пенсию Сергея Михайловича Акопова. Главное, что поручает ей начальник, кроме того, чтобы за всеми присматривать, – это организация советов директоров предприятий, входящих в Объединение. Эти советы собираются два раза в год, попеременно на двенадцати заводах, входящих в состав Объединения. Я не в курсе, о чём они там совещаются, но их организация и проведение – это Нинкин конёк; злые языки говорят, что она и обслуживает директоров на этих советах.

Полтора месяца назад мне позвонила Вера, секретарша начальника:

– Звонили из министерства, вам нужно подойти в техническое управление, к Вараксину.

– Вера, а в чём вопрос? К чему готовиться?

– Не знаю, не сказали. Сказали, что вопрос на месте.

Ничего хорошего от вызова к высокому начальству не бывает. Тем более вопрос на месте. Идёшь, перебираешь в голове все возможные варианты и всё равно не угадаешь, обязательно какая-нибудь неожиданная подлянка застанет тебя врасплох. И не сообразишь сразу, что сказать, а от тебя требуют решения немедленно.

Позвонил начальнику:

– Валерий Иванович, вы в курсе, что меня Вараксин вызывает? В чём дело?

– Не знаю, мне не звонили. Идите. Там, на месте, сообразите.

Здание министерства – четырёхэтажная гранитная глыба сталинской постройки на Большой Садовой, неподалёку – заставляет чувствовать себя пигмеем. Поднимаешься по ступенькам на пьедестал подъезда и оказываешься перед огромными, в два роста, дубовыми двухстворчатыми воротами – назвать их дверьми не поворачивается язык. Если открыть обе створки, проедет колесница, запряжённая четвёркой. Но левая створка всегда заперта, и колесницы, чёрные «Волги» и чёрные ЗИЛы, останавливаются у подъезда, выпуская из чрева своих высокопоставленных ездоков. А ты пришёл пешком и, поборов робость, хватаешься за геркулесову ручку с начищенной бронзой, облицованную дубом, в два ладонных обхвата. Многопудовая створка открывается медленно, но беззвучно и солидно, и ты проникаешь внутрь. Дверь не хлопает тебя по заду, и её, обернувшись и натужившись, ухватившись за такую же ручку, нужно закрыть. Справившись с упражнением «дверь», посетитель оказывается в огромном фойе, перегороженном барьером. Здесь дежурит строгий пограничник с зелёными петлицами. Пропуск изучается долго, подробно и с прилежанием, посетитель начинает подозревать себя в чём-то незаконном, нервно, как Штирлиц на границе, теребит манжет рубашки… Наконец пограничный шлагбаум поднимается, и перед окончательно оробевшим вторженцем открывается ЛЕСТНИЦА. Четырёхметровой ширины (какой поток людей она может пропустить!), с коваными решётками и дубовыми перилами, устланная алым ковром, она вздымается маршами на шестиметровую высоту второго этажа. По коридорам министерства можно пускать поезда метро, позволяют длина и сечение, но вместо поездов здесь снуют люди, беззвучно и солидно открываются и закрываются высоченные дубовые двери, а посетитель бредёт по этому тоннелю с идиотским запрокинутым лицом и полуоткрытым ртом, отыскивая табличку с номером триста семьдесят шесть на баскетбольной высоте.