К 80-летию В.А. Маклакова - страница 8

править надо было именно «над пропастью», - так ли много у нас было Черчиллей? Вдобавок, за Черчиллем стояла тысячелетняя государственная машина Англии, в общем хорошая, чинившаяся часто, своевременно, без спешки. Весьма возможно, что своим словам «умеют праветь» В.А. и в это время придавал иной смысл, Однако это значения не имело: истолкована она была читателями (вероятно, за исключением людей очень осведомленных) именно, как вексель, - общественное мнение его «бронзовым» не считало. Цензурные условия не требовали чисто аллегорической формы статьи, зачем же В.А. выбрал чисто аллегорическую? «Что будете вы испытывать при мысли, что ваша мать обвинит вас в бездействии?» - Едва ли можно сказать, что эти слова заключали в себе ясный выход. И если признать, что «объективно» статья о шофере была столь же революционной, как знамени гая речь Милюкова, то остается только лишний раз удивиться парадоксам русской истории.

Иногда и до революция В.А. терял терпение. Об одном таком моменте говорит в своих воспоминаниях Ллойд-Джордж: «Выдающийся русский юрист Милюков и большой оратор Государственной Думы Маклаков страстно протестовали против данного им (Думергом) совета» (все того же: терпение). «Субъективно», Василий Алексеевич, вероятно, и в ту пору находил, что все лучше, чем революция. Таково было его убеждение в течение всей его жизни. «Вина его ужасна, берендеи!»: ему все революционные снегурочки, тающие или не тающие, были всю жизнь чрезвычайно противны. Быть может, и автора этих строк не упрекнут в чрезмерной любви к ним. Тем не менее я считаю именно э т у позицию В. А-ча крайней, догматической и своеобразно максималистской.

Насколько я могу судить, он совершенно не верил в успех Февральской революции. Это делает большую честь его проницательности. Мне в другом месте приходилось писать о замечательных словах, сказанных П.Н. Милюковым на историческом заседании, кончившемся отречением великого князя Михаила Александровича. Почти все другие деятели Февраля верили в успех. Но остается очень спорным вопрос, давало ли неверие право отойти в сторону. Временному правительству ум и дарования В. А-ча чрезвычайно пригодились бы. Он недавно говорил, что ему тогда портфеля и не предлагали. Формально это так. Но ведь всем известно, как дело происходит в мире. Мосье Дюбуа хочет войти в правительство, составляемое мосье Дюраном. Надо шепнуть кому следует, что, уступая чувству долга, по государственным и патриотическим соображениям, мосье Дюбуа готов принести себя в жертву и принять бремя власти на таком-то ответственном посту. Именно так составлялись и самые идеалистические кабинеты истории, например жирондистский кабинет 1792 года. В квартирке Верньо на Place Vendome, в салоне г-жи Ролан на rue Guenegaud три дня и три ночи шли самопожертвования. Бриссо сообщил, что его шурин Клавьер согласился бы стать министром финансов; Жансонне объявил, что генерал Дюмурье готов принять министерство иностранных дел; госпожа Ролан сказала, что ее муж не имеет права отказываться от министерства внутренних дел ввиду трагического положения родины. У нас в феврале этой невинной человеческой трагикомедии почти не было. Все произошло слишком быстро, положение было очень неопределенное (возможность виселицы никак не исключалась), и вдобавок люди, ставшие министрами, действительно, стояли в моральном отношении высоко. Несколько позднее за должности, как и за места в кандидатских списках на выборах в Учредительное Собрание, началась глухая, напряженная но форме тоже самоотверженная борьба. Отрицать это было бы столь же странно, как осуждать: так было всегда и везде. Разумеется, Маклаков, с его именем, популярностью, умом и талантами, мог бы стать министром. Вдобавок, он был тогда с Г.Е. Львовым в лучших отношениях, чем в следующие годы. Думаю, что он все-таки обязан был войти в правительство. Если он лого не сделал, то, вероятно, только вследствие отвращения, которое ему внушала революция, всякая революция.

Здесь, конечно, не место говорить о февральской революции вообще. «Дело победителей было угодно богам, но дело побежденных - Катону». Мы здесь и «побежденные», мы и «Катоны». По