К истории диссидентского движения в Советском Союзе - страница 4
Почти все члены названных мной правозащитных ассоциаций, также как и члены "Комитета прав верующих", "Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях", "Фонда помощи политзаключённым" в разное время были репрессированы.
Оглядываясь сегодня назад, стоит задаться и таким вопросом: а нужно ли было вообще то, что делали правозащитники? Не напрасны ли были их устремления, их борьба, их — подчас нелёгкие — жертвы? "Туда" или "не туда" они звали? И что, в конечном счёте, — пользу или вред — принесли они нашей стране? Такие вопросы вполне резонны, но судить об этом — не мне. Современнику и участнику событий (тем более — борьбы) трудно увидеть их со стороны, трудно трезво оценить собственную деятельность. Только история способна объективно установить смысл и значение того или иного общественного течения.
Но как свидетель я вправе сказать, что стремились сделать и делали правозащитники. И сопоставить это с сегодняшним днём.
За 10 и за 15 лет до нынешней "перестройки" правозащитники поднимали в своих статьях и документах ряд важных социальных, экономических и общегосударственных проблем. О чём бы в последние годы ни писала пресса:
- о порочности 6-й статьи конституции и предпочтительности многопартийной системы;
- о свободе информации и о пагубности цензуры;
- о пересмотре Уголовного кодекса и необходимости отмены статей, позволяющих преследовать людей за политические и религиозные убеждения;
- о крепостнической паспортной системе и о прописке;
- о "дедовщине" и об альтернативной службе;
- о признании права на эмиграцию;
- о репрессивной психиатрии;
— всякий раз окажется, что правозащитники уже ставили открыто эти проблемы и 10, и 15, и едва ли не 20 лет назад.
Диссиденты протестовали против оккупации Чехословакии, выступали против Афганской войны. И хотя их голос был заглушён, он всё-таки звучал во все годы застоя. Это станет бесспорным как только основные документы правозащитного движения будут напечатаны в нашей стране.
А рождённый диссидентским движением Самиздат, — разве он ни готовил подспудно нашу страну к открытости и гласности?!
Через Самиздат целый слой нашего общества за полтора-два десятилетия до перестройки смог прочесть целую литературу, — от Ахматовой и Мандельштама до Гроссмана и Войновича, от Замятина и Орвелла до Платонова и Владимова, от Евг.Гинзбург и Шаламова до Сахарова и Солженицына, — всё то, что до сих пор взапуски печатают наши журналы.
Без этой прививки свободного слова ещё нескоро бы, по-моему, началось пробуждение и духовное раскрепощение нашей Родины.
Стоит упомянуть о нынешнем положении правозащитников. Оно парадоксально и двусмысленно. С одной стороны происходит демократическое преображение нашей страны, движение её в сторону правового государства. Отменена пресловутая 6-я статья. Упразднена цензура. Пересматривается Уголовный кодекс, из которого исключена "диссидентская" ст. 190/1 и существенно переформулирована ст. 70. Не преследуется религия. Принят закон о эмиграции. Официально признано существование в прошлом злоупотреблений психиатрией. Окончена (и осуждена!) Афганская война. А ведь за постановку этих проблем, за требование этих свобод, за протесты против этих злоупотреблений и преступлений судили и сажали правозащитников. Да, сейчас они на свободе. Но практически никто из них до сих пор не реабилитирован. И по строгому смыслу закона правозащитники — идейные предтечи сегодняшних преобразований — всего лишь отбывшие наказание (или амнистированные) преступники.
Реабилитация диссидентов нужна сегодня не столько им самим, сколько всему нашему обществу. Потому что пока не будет публично осуждено само ГОНЕНИЕ ЗА СЛОВО, само ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЗА УБЕЖДЕНИЯ, ни наше общество в целом, ни каждый отдельный его гражданин не могут считать себя защищёнными от произвола и беззакония.
Что из опыта правозащитников хотелось бы передать тому поколению наших сограждан, которые сегодня выходят на авансцену? В диссидентском движении участвовали люди различных взглядов и устремлений, несхожие и порой почти ни в чём не согласные между собой. И всё-таки были, я думаю, по меньшей мере три положения, на которых сходились почти все.