К нам едет инквизитор - страница 29
Его губы сжались в тонкую полоску, пальцы стиснулись в кулак до побелевших костяшек. Кристина его понимала. Беспомощность – само по себе плохо, а уж беспомощность перед преступником… И в то же время ей стало страшно. По спине побежал холодок, растекся по кончикам пальцев, заставляя их неприятно неметь. Сильные чары… Неизвестное оружие… Неизвестное, но очень могущественное. Способное подчинять души городов, а может быть, и делать их злыми. Способное вербовать всех без исключения противников, кроме инквизиторов…
Но об этом известно было лишь со слов самих инквизиторов.
– А вы сами пытались перехватить контроль над душами городов? – спросила Кристина.
– Когда на розыски бросили меня, – без улыбки ответил Лещинский, – сектанты больше не пробудили ни одной души. Они прибывали в новые города, но скоро были вынуждены уйти. Бежали все дальше, пока не оказались здесь. Так что стратегия, которую я собираюсь использовать, дает эффект.
Кристина закусила губу, переваривая услышанное. Щеки пылали. Они всегда пылали от избытка впечатлений. Значит, пробужденные души… беспорядки и поток злобы в мирных и добрых прежде городах… и неизвестные мощные чары… И другие инквизиторы. Значит, Лещинский не так давно разыскивает эту Марианну Бойко. А Кристина в музее обвиняла его… Она нервно схватилась за чашку и отхлебнула кофе. Теперь все казалось понятным. Но загадка, тот самый шлейф прошлого, никуда не исчезла. Лишь затаилась, прячась за ясными картинами, в которые теперь складывались события.
Почему Лещинского не бросили на розыски раньше, а ждали, пока преступница пробудит еще несколько городов? И почему бросили именно его? К тому же в компании злорадно хмыкающего Семена Никитича, который явно знал что-то неприятное…
Но обо всем этом Лещинский не сказал ни слова. Ловко обошел молчанием и это, и свою загадочную мигрень, разыгравшуюся, когда он рассказывал о преступнице. И то, что его связывало с преступницей. Кристина почти не сомневалась – что-то точно связывало. Но не спрашивать же в лоб…
– Вы притихли, – спокойно заметил Лещинский, тоже берясь за свой кофе. Кристина нервно воткнула ложечку в пирожное.
– Да так. Думаю. Зря вы пьете на ночь такой крепкий, – она говорила первое, что взбредет в голову, как всегда, когда пребывала в растрепанных чувствах.
– Что? – Инквизитор усмехнулся. – Спасибо за беспокойство. Это не имеет значения. К тому же сейчас никто не будет спать. Сначала мы с вами договоримся о завтрашней стратегии, а потом можно провести ритуал для ограничения магии. Поздний вечер – для него самое время.
– Ну вот. – Кристина от неожиданности уронила ложечку. – Опять вы… А так хорошо сидели.
Лещинский негромко рассмеялся.
– Жаль вас разочаровывать, но это необходимо. И без магии никто не останется. Будет ограничение. Оно скажется на интенсивности чар, а не отменит их. Магические существа ослабеют. Тех же персонажей рекламы станет проще ловить. Сильные маги, возможно, даже не заметят разницы… Кристина, не дуйте губы, вы кажетесь ребенком. У меня такое впечатление, что я уговариваю вас идти в детский сад, а вам не нравится тихий час и невкусный суп.
– Ну, я не несу ответственности за то, что вам кажется, – фыркнула Кристина. – Ладно. Я понимаю, что это нужно. Проведем ваш ритуал… Кстати, о детских садах. Сколько вам лет?
Вопрос все-таки вырвался, хотя она отчаянно пыталась сдержать любопытство. Но оно оказалось сильнее. Ну и ладно. И пусть инквизитор считает ее бесцеремонной. Ведьмы редко скрывают свой настоящий характер.
– Давайте не будем об этом, – развеселился Лещинский. – Не люблю, когда красивые девушки смотрят на меня как на старика. Уж простите старика за такую причуду.
Кристина тоже прыснула в чашку, чудом не расплескав кофе.
– Если не любите, так, может, надо помалкивать, что видели Хьюма? Ладно, молчите. На старика вы не тянете. Буду считать, что вам тридцать пять, и добавлять сотню или две… под настроение.
– Спасибо, что не тысячу, – вздохнул инквизитор. Они ненадолго замерли, глядя друг на друга и посмеиваясь. Когда Лещинский смеялся, он не казался таким пугающе замороженным. Кристине некстати вспомнились его слова – «если доживу». Спросить, что ли, если ситуация располагает?