К неведомым берегам - страница 13

— Можем, — дружно ответили купцы.

— Так вот им, а стало быть, и вам обоим. Первое: когда доставятся вложенные в одном ящике пятнадцать гербов Российской империи и десять досок железных с изображением на оных медного креста и медными литерами сказанных слов «Земля Российского Владения», то стараться без потеряния времени выставить оные гербы на твердой земле Северо-Западной Америки, называемой Аляска… Далее: я даю свое наставление, как зарывать и как описывать место зарытая… А вот… четвертое: зарывать стараться доски так, чтобы не только не видали оных тамошние жители, но скрыть и от наших русских работников… Пятое: если случится, что для такого же промысла придут суда других держав, то вы имеете право сказать, что земля и промысел на оной принадлежат Российской империи. И что оные сысканы первее нашими мореплавателями… Ну, дальше там требую: о человеколюбивом обращении с туземцами… о похвальном старании открывать новые земли… о хлебопашестве… Поняли?

— Да, ваше высокопревосходительство, исполним, — ответил Голиков, вставая и низко кланяясь наместнику.

Привстал и поклонился и Шелихов:

— Будет точно исполнена воля вашего высокопревосходительства…

Якоби встал, схватил трость и, по-стариковски ковыляя, направился во внутренние покои. Сделав несколько шагов, он остановился и, повернувшись к смотревшим вслед купцам, пальцем поманил к себе Шелихова.

Шелихов, цепляя носками сапог пушистый ковер, быстро обежал стол и приблизился вплотную.

— Я чуть было не забыл, — сказал Якоби и тихо спросил: — Как рапорт твой о странствованиях по островам и в Америку?

— Составлен, ваше высокопревосходительство.

— Хорошо, поскорее представляй, поторопись.

Шелихов низко поклонился и, пятясь, отошел к своему спутнику.

— Кораблишек бы да войска немного, — вполголоса проговорил Григорий Иванович, останавливаясь у запряженных сытыми лошадьми пролеток. — А он гербы да доски для зарытия в землю…

— Да, много так навоюешь «земель российского владения», — усмехнулся Голиков.

Но иронические замечания купцов не доходили до ушей вельможи.

— Ну что же, Сергей Петрович, читай, слушаю, — вернувшись от Якоби, обратился Григорий Иванович к ожидавшему его секретарю и поудобнее уселся в глубокое кресло, крытое черной блестящей тканью из конского волоса. На сиденье и спинку кресла в зимнее время набрасывалась жесткая волчья шкура.

На столе перед секретарем Шелихова лежала объемистая рукопись, состоявшая из отдельных, мелко исписанных замысловатыми закорючками толстых синевато-зеленых листов шершавой бумаги.

Любовно и нежно прикрывая и поглаживая ее левой рукой, Сергей Петрович держал в заметно дрожащей правой основательную, наполненную до краев заморскую чарку в виде полушария. Украшенный аляповатым выпуклым гербом, тяжелый екатерининский штоф зеленоватого стекла опустошен был до половины и свидетельствовал о том, что собеседники уселись за стол не сейчас, хотя разложенные в мисочках соблазнительные закуски — зернистая икра, жирный балык, скользкие соленые рыжики — оставались нетронутыми.

Приглашение приступить к чтению заставило Сергея Петровича вздрогнуть. Он молча и быстро привычным жестом опрокинул чарку в рот и, не закусывая, тотчас же машинально налил другую, а затем, растерянно глядя на хозяина, стал беспомощно водить выпуклым дном чарки по скатерти, не находя, к чему ее прислонить.

Серьезные холодные глаза Григория Ивановича превратились вдруг в смеющиеся щелки, окаймленные сетью лучистых морщинок. Не повышая голоса, он протянул руку к чарке и оказал:

— Дай ужо подержу, — а затем расхохотался, когда Сергей Петрович, откинувшись всем корпусом назад и убирая таким образом подальше от протянутой руки наполненную чарку, опять стремительно опрокинул ее прямо в широкое горло, булькнул и уже пустую услужливым жестом сунул хозяину. На одно мгновение перед глазами Григория Ивановича мелькнула небритая, грязная шея гостя. Кожа на горле тотчас же дрябло обвисла, выпятился острый старческий кадык.