К новому берегу - страница 47

Анна смирилась и больше не мечтала о хоре.

Она стала брать из библиотеки книги. Но читать можно было только по ночам, когда все дневные работы были кончены и отец с мачехой уже спали. Жертвуя своим коротким отдыхом, девушка с увлечением читала.

Она понимала, что не читать нельзя. Надо искать в книгах то, чего не было в ее теперешней жизни. Если она не будет этого делать — ей грозит отупение: как воды Змеиного болота постепенно затопляют луга и низменные поля, так эта пустая, тяжелая жизнь понемногу задушит ее, она станет тупой и ограниченной. Этого как раз хотел отец Анны — Антон Пацеплис. Этого же добивалась мачеха, которой в тягость стала даже кухонная плита; все остальные домашние работы надоели ей еще раньше. Лавиза не жалела сил, чтобы превратить Анну в покорную рабыню, которой ничего не нужно и которая не смеет ничего требовать для себя. Но, словно наперекор невыносимой жизни, девушка с каждым днем расцветала, становилась красивее и привлекательнее и все больше походила на свою мать.

Ян Лидум лег спать сразу после поверки. Днем он получил письмо от Ильзы и теперь думал о тех скупых вестях из внешнего мира, которые оно принесло.

Вытянувшись на нарах, Ян предался воспоминаниям: перед ним проходили картины его трудной, но богатой событиями жизни. Уже более трех лет он провел в тюрьме.

Несколько месяцев, пока тянулось следствие, он просидел в одиночке. Охранка не могла предъявить ему никаких конкретных обвинений — при аресте не было найдено ничего компрометирующего, — к тому же, она не хотела разоблачать своих агентов, по доносам которых был арестован Ян. Следователи извивались как ужи, стараясь заставить Яна хотя бы нечаянно проговориться об участии в подпольной работе. Убедившись, что все их усилия тщетны, ищейки переменили тактику — они стали помещать к нему в одиночку провокаторов. Один такой тип, очень разговорчивый парень, пробыл с Яном почти целый месяц. Он много рассказывал о своей революционной деятельности, надеясь, что простой батрак ответит на его откровенность еще большей откровенностью. Но Лидум отмалчивался. «Товарища» по камере убрали, и спустя неделю его место занял другой. Этот весь первый день молчал, притворялся подавленным и давал понять, что присутствие Яна его тяготит. На следующий день он потихоньку начал ругать тюремную администрацию и существующий государственный строй, на третий день не удержался и стал просить у Яна совета, как ему вести себя на суде: его, видите ли, обвиняют в подготовке вооруженного восстания; к несчастью, имеются определенные доказательства; если он не будет знать, как защищаться, дело может кончиться весьма скверно. Ян не поддался и на эту удочку. Попытали счастья еще двое, но простой батрак не сделал ни одного ложного шага: в конце концов его пришлось судить только на основании агентурных донесений.

Вскоре после суда его перевели в общую камеру. Выяснив, что Ян Лидум во время следствия на суде вел себя так, как полагается настоящему борцу, товарищи приняли его в свой коллектив. Теперь вся его жизнь была связана с этим коллективом, в жизни которого царил удивительный порядок, железная дисциплина и благородное чувство товарищества — сила, которую ненавидели и которой боялись те, кому принадлежала власть в Латвии. Каждый кусок хлеба, каждая капля супа, каждый сантим — все было общим и распределялось так, как этого требовали интересы коллектива. Авторитет Яна Л иду м а быстро рос. Скоро его выбрали старостой камеры, а когда подошли выборы партийных органов, его единогласно избрали в комитет этажа, а годом позже — в корпусный комитет.

Как все политзаключенные, Лидум все время неустанно учился. Он изучал языки и общественные науки, где главное место занимали философия марксизма-ленинизма и политическая экономия, интересовался также математикой и техникой. Связь с внешним миром была налажена так хорошо, что о многих событиях жизни Латвии и зарубежных стран в тюрьме узнавали одновременно с находящимися на свободе товарищами. Каждый день, сразу после утренней поверки и завтрака, все двадцать пять заключенных общей камеры садились за столы и начинали заниматься. И это спасало их от тоски и скуки, сохраняло бодрость духа. Гимнастика помогала сохранять физические силы.