К освободительным технологиям - страница 12

Значение машин со столь широким диапазоном трудно переоценить. Они позволяют изготовлять многие, совершенно разные изделия на одном предприятии. Небольшая или средняя по размерам община, используя многоцелевые машины, могла бы самостоятельно удовлетворять многие из своих и так сократившихся потребностей, не обременяя себя сверхмощностями. Были бы меньше потери от износа инструментов; потребовалось бы меньше одноцелевых предприятий. Хозяйство общины стало бы более компактным и разносторонним, более целостным и самодостаточным, чем все, что мы обнаруживаем в индустриально развитых странах. Усилия, затрачиваемые на переориентацию машин на производство новых изделий, очень сильно сократились бы. Она в целом заключалось бы скорее в изменении размеров, а не способа функционирования. Наконец, такие многоцелевые машины с широкой областью применения сравнительно легко автоматизировать. Изменения, необходимые для того, чтобы подсоединить эти машины к компьютеру, касались бы в большей мере подключения и программирования, нежели формы и структуры машин.

Разумеется, одноцелевые машины сохранились бы и использовались бы еще для массового производства многих различных благ. Многие сегодняшние высокоавтоматизированные одноцелевые машины с очень небольшими изменениями могли бы использоваться в децентрализованной общине. К примеру, фасовочные устройства — компактные, автоматические и высокорациональные установки. Мы могли бы ожидать увидеть также небольшие автоматические текстильные, химические и предназначенные для обработки пищи машины. Широкомасштабная переориентация с обычных автомашин, автобусов и грузовиков в сторону использования электромобилей, без сомнения, привела бы к возникновению промышленных предприятий, которые были бы куда меньше нынешних автомобильных фабрик. Многие из оставшихся централизованных объектов могли бы быть легко децентрализованы за счет того, что их делали бы как можно меньшими по размерам и предназначали для совместного использования несколькими общинами.

Я не утверждаю, что все экономические действия человека могут быть полностью децентрализованы, но большую их часть, безусловно, можно соразмерить с человеческими и адекватными общине масштабами. Не подлежит сомнению одно: мы можем перенести центр экономической мощи с национального на местный уровень, с централизованных бюрократических форм на местные общие народные собрания. Эта перегруппировка стала бы революционным изменением огромных размеров, поскольку заложило бы мощные экономические основы для автономии и суверенитета местной общины.

До сих пор я пытался рассмотреть возможность устранить тяжелый рутинный труд, материальную неуверенность и централизованный экономический контроль — вопросы хотя и «утопические», но, по крайней мере, понятные. В этом разделе я хотел бы обсудить проблему, которая может показаться крайне субъективной, но имеет, тем не менее, неотложное значение: необходимость превратить зависимость человека от природы в видимую и живую составную часть его культуры.

Эта проблема характерна только для высокоиндустриализированного и урбанизированного общества. Почти во всех доиндустриальных культурах отношение человека к окружающей его природной среде было строго определенным, живым и освященным всей тяжестью традиции. Смена времен года, выпадение дождей, жизненные циклы растений и животных, от которых человек зависел в плане пищи и одежды, особенности местности, в которой жила община — все это близким и понятным и вызывало в людях чувство религиозного трепета, чувство единства с природой и — более прагматически — чувство уважительной зависимости. Мы можем обратиться к самым ранним цивилизациям Западного мира — и редко обнаружим там свидетельства системы столь тотальной и гнусной социальной тирании, которая бы игнорировала эту связь. Нападения варваров и — в замаскированном виде — возникновение торговых цивилизаций разрушили почтительное отношение аграрных культур к природе, однако нормальное развитие аграрных систем, какими бы эксплуататорскими они ни были, редко вело к разрушению земли и почвы. В периоды самого большого угнетения в истории древних Египта и Междуречья господствующие классы поддерживали в хорошем состоянии ирригацию и пытались развивать рациональные методы производства пищи. Даже древние греки, унаследовавшие тонкую и горную лесную почву, сделали пригодными для обработки большую часть возделываемой ими земли благодаря тому, что организовали на них фруктовые сады и виноградники. Только когда сельское хозяйство было переведено на коммерческую основу и возникли сильно урбанизированные общества, началась неограниченная эксплуатация окружающей природной среды. Одни из худших примеров разрушения почвы в древности были порождены огромными, основанными на рабском труде латифундиями в Северной Африке и на Апеннинском полуострове.