K-Pop. Love Story. На виду у миллионов - страница 10
Запястье Элис тут же отзывается болью.
Хиджун опускает кулак, не понимая, что на него нашло, но чувствуя, что приложился знатно. Невидящим взглядом он смотрит на больную руку. Будет синяк. Удар был и правда сильный.
«Это глупо! Я веду себя глупо! И вообще, какое мне дело?»
Но когда продюсер сообщил им о приезде Элис и посвятил в свои чокнутые планы, Хиджун просто вышел из себя.
«Фальшивая парочка! Бред какой. Если бы этот придурок Сон не творил, что ему вздумается…»
Только Ким мог нагромоздить столько лжи.
Да, Сон натворил дел, но есть же куда более простые способы покончить со слухами. Правда, и более плачевные для его карьеры.
«Что бы ни случилось, Ким готов пойти на все ради Сона. И ради группы тоже, но он бы никогда не рискнул выдать такую ложь, чтобы выгородить, к примеру, меня».
Хиджуну снова захотелось стукнуть стену.
«И все-таки… правда… какое мне до этого дело?»
Закусив губу, он качает головой, проводит пальцами по волосам, падающим на лоб. Почему его злость не утихает? Действительно, какое ему дело?
«Если бы только это была не она…»
Резкая вспышка: он вспоминает ее. Темные локоны, выбившиеся из пучка, голубые глаза, такие яркие, что даже при тусклом свете они будто сияют изнутри. Этот образ вызывает у него горькую усмешку.
Что на него нашло? Он же встречает их часто, всяких красоток.
«Меня просто бесит эта лживая история.
Вот и все. Не выношу ложь».
Прислонившись к стене, он съезжает по ней на пол. Надо подумать о чем-то другом. Скоро следующий концерт, нельзя терять концентрацию. Только не сейчас.
Машинально порывшись в карманах, он достает оттуда листок, на котором прикидывал слова новой песни, пока не услышал новость.
Хиджун складывает бумагу один раз, потом второй, так сильно нажимая на сгиб, что чувствует тепло пальцев с другой стороны, их сопротивление. Обычно оригами его успокаивают. Кто-то перекатывает в руке антистрессовые шарики, а он всегда складывает одно и то же, не задумываясь. Журавлика. Несложное оригами. Простота этой фигуры позволяет смастерить ее в любой ситуации, из любой бумаги, даже не глядя или с закрытыми глазами. Как правило, после двух или трех маленьких журавликов Хиджун начинает дышать спокойнее, и течение его жизни восстанавливается.
Но первый журавлик не в силах отвлечь его ни на секунду. Он подбирает полоску, которую оторвал, чтобы получить ровный квадрат для первого журавлика, и отделяет от нее новый квадрат, поменьше. Второй журавлик падает к его ногам, тоже без толку. Потом третий, четвертый. Пятого журавлика Хиджун складывает из такого маленького клочка бумаги, что приходится полностью сосредоточиться на движениях пальцев, чтобы расправить крохотные крылья.
Но когда этот, пятый, журавлик приземляется на пол рядом с другими, настроение Хиджуна все еще хуже некуда. Он закрывает лицо руками, откидывает голову назад, ударяется затылком, опирается им о стену и протяжно вздыхает.
– Ого! Чувак, чего это ты вдруг?
Хиджун вздрагивает, слегка отводит ладони от лица и так сильно нажимает на закрытые веки, что взгляд застилает красная пелена. Приоткрыв глаза, он делает знак Санчону кончиками пальцев, а затем снова закрывает лицо руками.
Он чувствует, что Санчон – ведущий танцор группы и его друг – тоже опирается на стену и съезжает по ней на пол.
– Серьезно, выглядишь ты паршиво.
Хиджун ворчит, и Санчон разражается смехом.
– Ага, вот настолько.
Убрав руки от лица, Хиджун раздраженно выдает:
– Да все эта история про фальшивую парочку. «План Элис».
– И?
– По-моему, редкая дрянь.
Санчон снова посмеивается.
– Да уж, согласен. «Редкая дрянь», – шутливо повторяет он презрительные интонации Хиджуна, показывая пальцами кавычки. – Ладно, это же на месяц всего. Не конец света. Больше всего мне жалко Сона: он как в воду опущенный был. Знаешь, мне кажется, нам сейчас стоит не заводиться, а поддержать его, как участника группы и друга. Этот план очень рискованный. Либо Сон станет суперпопулярным за границей и восстановит репутацию в Корее, либо его карьера окажется под угрозой… Мы нужны ему. Но точно не для того, чтобы осуждать.
Хиджун снова ударяется затылком о стену, но на этот раз нарочно: чтобы боль прогнала несправедливую обиду, засевшую в груди.