К предательству таинственная страсть... - страница 10
“С 26 по 30.Х в пригороде Дебрецена банды уничтожали семьи наших офицеров и тех, кто их приютил <…> Утром вижу у казармы — листовок полно! На фото — наши солдатики без голов, за ноги привязаны на вагонах-телятниках <…> на дорогах оставляли младенцев. Вылезет сердобольный наш танкист убрать с пути — и гибнет <…> Один танк, сбив перила моста, слетел в реку — и все погибли: не мог водитель задавить дитя”.
На такого рода садистскую жестокость едва ли были способны венгерские студенты — по официальной версии якобы главная сила венгерского путча. Это дела и опыт бывших оккупантов — солдат рейха. И ещё из письма Лысковского: “ЕБН (Ельцин. — Ст. К.) покаялся перед хортистской Венгрией”.
Вчерашние венгерские военнопленные подтвердили в те дни свою репутацию жесточайших карателей, которую они заработали на оккупированной советской земле… И у Москвы, конечно, независимо от решения “еврейского вопроса” в Венгрии, был единственный выход: раздавить эту попытку фашистского реванша танками и посадить во власть вместо ненавидимых венграми евреев коренных, но умеренных венгров, вроде Яноша Кадара.
Писатель Сергей Небольсин, жена которого была венгеркой и в доме которого постоянно гостили венгерские историки и филологи, недавно рассказал мне следующую историю:
— Приехал к нам профессор-литературовед Кроль, разговорились, и он поделился с нами воспоминаниями о 1956 годе.
“Мне было всего шесть лет. Однажды, в разгар восстания, я вышел на улицу и увидел, что на дверях нашего дома появилась надпись: “На этот раз мы не довезём вас до Освенцима”…
Я вернулся в дом и спросил отца: что значит эта надпись?
Отец смутился, но потом, понизив голос, сказал мне:
— Сынок, тебе надо знать, что мы не венгры. Мы — евреи”.
Но одно меня озадачивает до сих пор: почему наши еврейские либералы всю последующую историю восхваляли венгерский 1956 год как восстание против советского тоталитаризма, как борьбу под лозунгом “За нашу и вашу свободу”? Или их ненависть к социализму и латентная русофобия настолько мутила разум, что они в упор не видели антисемитской закваски венгерского взрыва и, проклиная сталинский 1937 год, одновременно оплакивали поражение венгерского антисемитского бунта?
Полвека прошло с тех пор, и всё равно у нашей либеральной образованщины в душе ещё чадит это антисоветское пламя (с антисемитским отблеском!). Свидетельство тому — шабаш на радиостанции “Свобода”, где в ноябре 2006 года собравшиеся на этот кровавый юбилей восстания кадили ему славу и читали стихи своих кумиров, прославлявших в 1956 году антисоветский и антисемитский путч. Конечно, вспомнили стихи Манделя-Коржавина:
(Цитирую, как запомнилось, со слов кого-то из выступавших, кажется, Натальи Ивановой из журнала “Знамя”.)
Своим хрипловатым тенорком делился воспоминаниями о пятьдесят шестом годе Юз Алешковский: “Свет промелькнул! Мы ненавидели советский режим и с радостью сообщали друг другу, что Венгрия восстала”. Хорошо бы спросить Юза Алешковского вместе с Наумом Коржавиным, а от кого, по-ихнему, бежало в ноябре 1956 года во Францию семейство Саркози — от советских танков или от венгерских антисемитов?
Как же надо было страстно и слепо ненавидеть свою родину, свой народ, свою трагическую историю, чтобы забыть о том, сколько горя принесли нам венгерские оккупанты во время войны, чтобы не понимать антисемитскую подкладку будапештского бунта, чтобы забыть, как чешские легионеры дважды прошли с огнём и мечом по нашим землям — в 1919 году в составе чехословацкого корпуса (о чём я слышал в тайшетских сёлах песню со словами: “Отца убили злые чехи, // А мать живьём в огне сожгли”), и в 1941–1945 в составе гитлеровского рейха.
А чтобы не быть голословным, приведу статистическую таблицу количества военнопленных в советских лагерях послевоенного времени из книги австрийского историка Стефана Карнера “Архипелаг ГУПВИ”, переведённую на русский язык и изданную в Москве в 2002 году. В советском плену после войны содержалось 2 млн 388 тысяч немецких военнопленных, 513 тысяч — венгерских, 187 тысяч — румынских, 156 тысяч — австрийских, 70 тысяч — чехословацких, 60 тысяч — польских, 48 тысяч — итальянских… Далее шли французы (23 136 человек), югославы (видимо, хорваты — 21 тысяча 830 человек), и совсем понемногу этот букет был разбавлен голландцами, финнами, бельгийцами, датчанами, испанцами и “разными прочими, — говоря словами Маяковского, — шведами”.