К вечности - страница 25

Бархатистый баритон Вежды проплыв по горенке своим величием наполнил всех существ находящихся в ней так, что преклонили головы и дети. А мне показалось еще миг, и я разорву стенки черепной коробки и вырвусь оттуда, предварительно разрушив этот столь противный мозг. И тогда, вероятно, потеряюсь в космическом пространстве, поелику я понял, что горница находится в космическом судне Вежды, величаемом чанди. Потому я враз перестал сиять и постарался успокоиться, однако стоило мне это содеять, как тотчас туго застучало сердце девочки.

Бух! Бух! Бух!

Теперь стучало во мне ее сердце… отзываясь в смаглом сиянии моего естества. И мне стало чудиться, я днесь захлебнусь, подавлюсь этой искрой, что торчит у меня во рту. Потому как она в такт тому биению стала колыхаться во мне, доставляя боль.

«Успокойся! Успокойся!» – мысленно указал я ребенку, и вскоре она и впрямь притихла, а сердце ее перестало стучать.

Промеж того уже выпрямившийся Керечун, что-то торопливо, как он любил, докладывал Вежды. А Стынь медлительной поступью направился к девочке и куренту. Он остановился в полушаге от нас, и благодушно взглянув сверху вниз, усмехнулся.

– Девочка, – слышимо произнес старший брат, и я ощутил, как его взгляд проник в мозг дитя, что окутан был мной. Он миновал меня так и не приметив, хотя теперь я не стал выставлять завесу жаждая, абы меня распознали. Стынь, мог прощупать сам человеческий мозг, впрочем, поколь был не в состоянии выявить мое там присутствии или догадаться по мыслям ребенка, что он управляем более мощным созданием, для тех действ нужны старшие Боги али особая сцепка меня и человека. Да и потом способности брата, несомненно, оказались слабее моих и я, по-видимому, даже не задумываясь о том, прикрыл себя и мозг от как такового изучения.

Стынь также неспешно перевел взгляд с головы ребенка, не узрев в ней кроме сияния ничего странного, очевидно посчитав, что видит пред собой набирающуюся мощи искру, и, уставившись на курента, насмешливо досказал:

– Лихновец, зачем ты привел девочку. Ведь Господь Вежды, как распорядился. Паболдыри, мальчики, искры нашего Отца.

«Отца!» – коли б мог, я это провыл, простенал… а так лишь тягостно помыслил.

И уже не имя сил сиять, болезненно задрожал, поелику сердце девочки вновь принялось оглушительно стучать в груди, доставляя почему-то боль мне.

– Господь Стынь, но этот ребенком был помечен, и потому я его изъял с планеты. Он находился в указателе, выданном мне, – торопливо ответил Лихновец.

– Странно, – чуть слышно дыхнул Стынь и склонившись подхватив девочку под подмышки, поднял.

«Стынь! Стынь! Стынь! это я, Крушец!» – мысленно простонал я, теперь уже досадуя на собственные силы… досадуя на то, что не шевелятся мои губы… досадуя на то, что нет сцепки поколь меня и мозга.

Стынь был слишком юн, слаб в сравнении со мной. Он впервые видел лучицу в человеческой плоти и не ведал, как она выглядит, как сияет. Абы дотоль мой старший брат достаточно долго болел, и как итог не боролся за Дажбу, и также не прикасался к Кручу, в образе лучицы. Стынь, просто не понял кто перед ним, не сумел ощутить по юности, моего там присутствия. Он заглянул вглубь очей девочки, и я как обладающий особыми способностями, внезапно увидел полутемную, округлую залу пагоды. Высокий полусферический свод, который ноне точно растерял привычное сияние серебристых звезд. Они не просто перестали мерцать, а напряженно замерли, послав тусклые лучи света на зеркальные стены и, кажется, сдержав движение густоватой темно-серой материи, дотоль примостившейся ровными испарениями на глади черного пола.

Повдоль залы инолды колыхая, взбивая ногами те ровные слои дыма прохаживался мой Творец, в темно-синем сакхи. Он был не просто расстроенным, а словно придавленным от переживаний.

– Отец, – прозвучал певучий объемный бас Стыня, наполняя своей теплотой помещение пагоды. – Может, стоит отправиться к Родителю. Повиниться, коли понадобиться. Может Он знает, где наш Крушец. Может, малецык жив, не погиб. И это было не самовольство, оное ты в нем замечал, а нечто иное?

«Жив! Жив! Не самовольство!» – послал я мысленно старшему брату, стараясь воздействовать на него и одновременно избавляясь от видения прошлого.