К вопросу о развитии монистического взгляда на историю - страница 4

а поставили себе совершенно естественный вопрос — "почему?" (почему же совершалось оно именно так, а неиначе?), то мы должны были бы начать с истории среды, с истории развития общественных отношений. Центр тяжести исследования перенесся бы, таким образом, по крайней мере, на первых порах, в сторону исследования законов общественного развития. Французские материалисты вплотную подошли к этой задаче, но не сумели не только разрешить ее, а даже правильно поставить.

Когда у них заходила речь об историческом развитии человечества, они забывали свой сенсуалистический взгляд на "человека" вообще и, подобно всем "просветителям" того времени, твердили, что мир (т. е. общественные отношения людей) управляется мнениями (c'est l'opinion qui gouverne le monde) [2]. В этом заключается коренное противоречие, которым страдал материализм XVIII века и которое, в рассуждениях его сторонников, распадалось на целый ряд второстепенных, производных противоречий, подобно тому, как банковый билет разменивается на мелкую монету.

Положение. Человек, со всеми своими мнениями, есть плод среды и преимущественно общественной среды. Это неизбежный вывод из основного положения Локка: no innate principles, нет врожденных идей.

Противоположение. Среда, со всеми своими свойствами, есть плод мнений. Это — неизбежный вывод из основного положения исторической философии французских материалистов: c'est l'opinion qui gouverne le monde.

Из этого коренного противоречия вытекали, например, следующие производные противоречия:

Положение. Человек считает хорошими те общественные отношения, которые для него полезны; он считает дурными те отношения, которые для него вредны. Мнения людей определяются их интересами: "L'opinion chez un peuple est toujours déterminée par un intérкt dominant", — говорит Сюар (мнение данного народа всегда определяется господствующим в его среде интересом") [3]. Это даже не вывод из учения Локка, это простое повторение его слов: "No innate practical principles… Virtue generally approv'd; not because innate, but because profitable… Good and Evil… are nothing but Pleasure or Pain, or that which occasions or procures Pleasure or Pain to us" (Нет врожденный нравственных идей… Добродетель одобряется людьми не потому, что она врождена им, а потому, что она им выгодна. Добро и зло… суть не что иное, как удовольствие или страдание, или то, что причиняет нам удовольствие или страдание") [4].

Противоположение. Данные отношения кажутся людям полезными или вредными в зависимости от общей системы мнений этих людей. По словам того же Сюара, всякий народ "ne veut, n'aime, n'approuve, que ce qu'il croit кtre utile" ("всякий народ любит, поддерживает и оправдывает лишь то, что считает полезным"). Следовательно, в последнем счете все опять сводится к мнениям, которые управляют миром.

Положение. Очень ошибаются те, которые думают, что религиозная мораль, — например, заповедь о любви к ближнему, — хотя отчасти содействовала нравственному улучшению людей. Такого рода заповеди, как и вообще идеи, совершенно бессильны над людьми. Все дело в общественной среде, в общественных отношениях [5].

Противоположение. Исторический опыт показывает нам, "que les opinions sacrées furent la source véritable des maux du genre humain", и это совершенно понятно, потому что, если мнения вообще управляют миром, то ошибочные мнения управляют им, как кровожадные тираны.

Легко было бы удлинить список подобных противоречий французских материалистов, унаследованных от них многими современными нам "материалистами в общефилософском смысле". Но это было бы излишне. Приглядимся лучше к общему характеру этих противоречий.

Есть противоречия и противоречия. Когда г. В. В. противоречит себе на каждом шагу в своих "Судьбах капитализма" или в первом томе "Итогов экономического исследования России", то его логические грехи могут иметь значение разве лишь как "человеческий документ": будущий историк русской литературы, указав эти противоречия, должен будет заняться чрезвычайно интересным в смысле общественной психологии вопросом о том, почему они, при всей своей несомненности и очевидности, оставались незаметны для многих и многих читателей г. В. В. В непосредственном смысле, противоречия этого писателя бесплодны, как известная смоковница. Есть другого рода противоречия. Столь же несомненные, как и противоречия г. В. В., они отличаются от этих последних тем, что не усыпляют человеческой мысли, не задерживают ее развития, а толкают ее дальше и толкают иногда так сильно, что по своим последствиям оказываются плодотворнее самых стройных теорий. О таких противоречиях можно сказать словами