К восходу солнца - страница 2
Потом уже глаза раскрылись, вероятно, оттого, что из-за тучки выплыло животворное летнее солнце и лучи его пронизали веки. И, увидев солнце, увидев чистое, спокойное небо над собою, девочка подумала, что теперь уж, наверное, прошел этот ужасный сон. На миг ей даже показалось, что она где-то у своего дома: будто возле того леска, за городом, куда часто бегали ее подруги, или на мураве полигона, где в свободные минуты любят отдыхать, наслаждаясь запахом молодого чебреца, кавалеристы. Вот и жаворонок поднялся над головой, затрепыхал крылышками, зазвенел. Если это полигон, то тут и речка недалеко.
Скоро придет отец, и побежим тогда вместе на речку. Напиться бы холодной воды, смочить бы голову… Болит что-то голова…
Невдалеке кто-то застонал, и сразу же умолкла песня жаворонка. Светлана приподнялась на локоть, огляделась вокруг. Перед нею колесами вверх лежал передок «газика». В первое мгновение девочке показалось, что колеса еще вертятся. В стороне, шагах в десяти, силилась встать какая-то девушка: она вытягивала руки, упиралась ими в землю.
- Подождите немножко! - сказала Светлана. - Я вам помогу!
Она вскочила на ноги, но мягкая трава будто провалилась под нею, и Светлана упала. Потом она все-таки подползла на коленках к девушке и попробовала помочь ей. И когда девушка кое-как встала и поправила на голове спутанные черные волосы, Светлана узнала в ней машинистку.
- Где это мы? - спросила девушка.
А Светлана смотрела на нее и не знала, что ответить. Ей только хотелось поскорее помочь девушке и помогать всем, если это надо. «Что с вами?» хотела она спросить машинистку, но та опередила ее:
- Тебе не больно, Света?
Девочка схватилась рукой за голову, и глаза ее налились слезами.
А машинистка тем временем разорвала на себе кремовую блузку:
- Дай я тебя перевяжу, Светочка.
Пока перевязывала, она совсем пришла в себя и поняла, что сама не ранена. Тревожно было только за Светлану. У девочки - пятно чуть повыше лба. Может, это только царапина, а может, и хуже. Нет ли еще ран?
У машинистки судорожно сжалось сердце. Но, усадив девочку к себе на колени, она сказала совсем спокойно:
- Маленькая у тебя ранка, Света, она почти и не видна. Это ты, наверное, ударилась, когда падала с машины.
Девочка обняла машинистку за шею.
- А что это случилось? Где мой папа? Где Бондаренко?
- Война, Светочка, - едва сдерживая слезы, сказала машинистка. Началась война.
Сдвинув не очень умело сделанную, наползающую на глаза повязку, Светлана еще раз взглянула на передок «газика» с висящими, словно для забавы, колесами и увидела вблизи него большую круглую яму, окаймленную свежим черноземом; увидела на траве и ту пилотку, что недавно поблескивала начищенной звездочкой. Больше не о чем было спрашивать.
Сначала они бежали по дороге почти одни. Изредка проходила машина или проносилась группа всадников. Встречные люди иногда и не знали, что случилось там, на границе, и смотрели на Светлану и машинистку удивленно, а то и подозрительно. Внешний вид их действительно вызывал удивление. Голова Светланы была обмотана кремовой повязкой, словно чалмой, а на плечах у машинистки болталась только половина блузки. Помнилось девушке, что брала она с собой косынку, когда выбегала из штаба, но косынка пропала, как пропал шофер, как пропал тот боец, что сидел рядом с шофером. Горячее летнее солнце жжет нестерпимо, красивые вьющиеся волосы могут выцвесть. Но бог с ними, с волосами. Только для того, чтоб не сомлеть от солнцепека, девушка подняла из канавки порыжевший лист газеты, свернула его корабликом и надела на голову.
С наступлением сумерек появились грузовые машины, заполненные ранеными. Много шло машин, чуть ли не одна за другой. Бойцы в повязках, а некоторые и без повязок, видимо подобранные по дороге, сидели кто где мог: вдоль бортов, на бортах, стояли, прижавшись грудью к покатой крыше кабины. Тяжело раненные лежали на соломе - кто на животе, кто на боку, кто на спине.
Светлана, с согласия машинистки, начала голосовать: она тоже раненая, ее должны взять на машину. Но шоферы изо всей силы нажимали на газ. Они смотрели только на дорогу, следили сквозь боковое стекло, чисто ли небо, нет ли в нем того страшного лиха, от которого вот эти люди в кузове остались, быть может, калеками.