КАББАЛА И ЕВРЕЙСКИЙ МИСТИЦИЗМ - страница 22

<* В русском синодальном переводе: «…праведник [покоится] на вечном основании». — Прим. перев.>

Высшей степени развития медитативная молитва достигает в хасидизме. Не отличаясь столь чёткой структурой, как молитвы-медитации, принятые в талмудической системе и системах «Зогара», Абулафии и Лурии, хасидская молитва, тем не менее, объемлет собой все эти варианты. Так, благодаря удивительному дару своего учителя, радикально упростившего все хитросплетения каббалистического восхождения, связывания и перестановок, даже самые необразованные ученики Баал Шем Това становились опытными мастерами медитации. Всё, что от них требовалось, — постоянно, денно и нощно, поддерживать связь с Богом посредством молитв. Молитвенная жизнь непрерывно открывала перед молящимся возможности для единения с Богом, в то же время соединяя Бога со всем Творением. С хасидской точки зрения, опыт соприкосновения с Эйн достигается ежемоментно, и, следовательно, не требует изоляции от мира. Коренным образом переопределив понятие хитбодедут, Баал Шем Тов проповедовал тождество Бога, медитации и повседневной жизни и утверждал, что каввану (сосредоточенное сознание) следует практиковать постоянно, в каждый данный момент, а не «приберегать» её для особых священных ситуаций. Таким образом, критерием способности хасида привносить святость в земной мир служила интенсивность молитвенного благочестия. Медитация вводилась в повседневную жизнь как средство извлечения «божественных искр» из всякого, даже самого обыденного действия.

С помощью молитвы, позволявшей балансировать между погружением в Эйн и повседневными делами, ученики Баал Шем Това, приступая к чтению священного текста, проникали непосредственно в божественную сущность букв. Имевшие склонность к более сложным формам медитативной молитвы, могли сочетать йихуд, визуализацию и перестановки букв с дыхательными упражнениями и пением молитв, но в большинстве своём хасиды не были привязаны даже к ортодоксальной литургии и стандартным молитвенникам: их цели могли служить любые слова.

Баал Шем Тов учил, что всякий материальный объект, включая Тору и молитвы, состоит из двадцати двух букв иврита, играющих, по мнению современных каббалистов, ту же роль, что и нуклеотиды в составе ДНК. Человек состоит из того же «вещества», что и сефирот, а потому опытный мастер медитации может раствориться в Небытии, совершая обычную ежедневную молитву, а его речитатив или спонтанное пение при этом будут исходить непосредственно от Творца. Менее искусным ученикам советовали во время молитвы закрывать глаза и визуализировать буквы произносимых слов. Уровни погружения символически представлялись как три архетипических мира, открывавшихся в ходе медитации:

«Приближение» к архетипическому миру Асия (Действие) означало, что медитирующий ещё не утратил самосознания.

«Приближение» к архетипическому миру Йецира (Формирование) представляло собой более глубокую, но всё ещё не свободную от внешних дуалистических образов степень погружения.

«Приближение» к архетипическому миру Брия (Творение) означало, что медитирующий достиг растворения «я» в Небытии.

Привязывая себе на голову и на руку тефиллин (филактерии), хасид воспринимал налобную коробочку как символ Хокмы, а коробочку, прикреплявшуюся к руке, — как символ Гебуры. Отвлекающие мысли он делил на семь категорий, соответствующих семи нижним сефирот, и, отслеживая появление каждой мысли, «помещал» её на соответствующую ветвь Древа. Связывая негативные мысли с Древом, хасид нейтрализовал их своей любовью и благоговением. Применялся и другой способ избавления от разрушительных мыслей: мысль, выраженная в словах,  расчленялась на буквы, а буквы переставлялись таким образом, чтобы «худая» мысль превратилась в «добрую». (Например, слово «ани» — «я» — путём перестановки букв превращалось в «Эйн» — «Небытие», что помогало медитирующему освободиться от самосознания и достичь единения с Богом.)

При подготовке к церемониальной медитативной молитве хасид прежде всего выполнял обряд миквы — ритуального омовения. Накидывая на голову льняную молитвенную шаль, он тщательно следил, чтобы на нём не было при этом никаких шерстяных предметов одежды, поскольку Тора запрещает носить шерсть и лён одновременно (Второзаконие, 22:11). Наконец, хасид препоясывался полотняным поясом, служившим символической границей между «верхним» и «нижним» мирами. Следуя традиции своих предшественников-каббалистов, он мог использовать нюхательный порошок или зажечь благовонное курение. Затем он опускался на колени и простирал руки к небесам, после чего склонялся, прижимаясь лицом к коленям и касаясь лбом земли. Если учитель рекомендовал ему стоять во время медитации, он мог, в зависимости от дополнительных указаний, либо слегка раскачиваться, либо сохранять полную неподвижность.