КАББАЛА И ЕВРЕЙСКИЙ МИСТИЦИЗМ - страница 3

стр.

Систематизированное описание еврейской медитативной практики впервые встречается в собрании наставлений шестого века до н.э. «Маасе Меркаба» («Рассказы о Колеснице»). Цель этой практики заключалась в достижении непосредственного единения с Богом, а метод состоял в сосредоточении на рисунках, подобных буддийским мандалам. На этих рисунках изображались гекалот (hekhalot) — небесные «чертоги», ведущие к Престолу Господню. Примером для всех искателей, стремящихся следовать этим путём, стал знаменитый рабби Акиба. По преданию, он вместе с тремя своими соотечественниками «входил в сад», то есть практиковал эту сложнейшую форму медитации, требующую исключительного сосредоточения. Но для всех, кроме самого Акибы, это кончилось плачевно. Один раввин умер во время этих занятий, другой сошёл с ума, а третий отступился от веры. По словам всех последующих наставников в Пути Колесницы, это предание даёт нам чрезвычайно важный урок: следует уподобиться рабби Акибе и не повторять ошибки других раввинов, отделявших жизнь Божественную от жизни повседневной. Как и все, кому удалось в совершенстве овладеть медитативной техникой, рабби Акиба умел «уходить и возвращаться», то есть поддерживать гармоничное равновесие между духовной и обыденной жизнью.

Для визионерских техник, разработанных мистиками Меркабы, характерна ориентация на внетелесный опыт. В отличие от них,  приверженцы вавилонской школы «Хаи Гаон» (939 — 1038) устремляли взор не вовне, а внутрь. Если последователи рабби Акибы в своих визуализациях стремились войти в изменённое состояние сознания с целью испытать прототипические видения Иезекииля, то мистики Гаона интересовались не столько путешествиями через небесные сферы, сколько расширением индивидуального духовного сознания.

Мистики III — VIII вв. н.э., используя как объект концентрации детально проработанную схему мироздания, применяли иную медитативную технику, описанную в руководстве под названием «Шиур Кома» («Измерение Тела»). С характерной для культуры Ближнего Востока тягой к пышной и образной повествовательности они разработали систему бесчисленных путей и тропок, ведущих к Божеству через сотворённые Богом миры. В группе трактатов «Маасе Берешит» («Рассказы о Творении»), самый знаменитый из которых — «Сефер Йецира» («Книга формирования»), — непрерывный и продолжающийся по сей день процесс динамического взаимодействия между «Небытием» Абсолюта и безостановочной деятельностью относительного мира описывается в категориях двадцати двух букв еврейского алфавита и десяти сефирот — миров-в-мирах, составляющих космическое Древо Жизни. К «Сефер Йецире» возводят истоки нескольких более поздних ветвей каббалы, в первую очередь тех, объектами созерцания в которых служат перестановки букв иврита и десять сефирот.

Объединив методику перестановки букв и мандалу десяти сефирот, каббалисты древней Палестины создали сплав из двух медитативных техник. Французские каббалисты двенадцатого века добавили к нему в книге «Бахир» («Яркость») ряд медитаций на Тетраграмматон (четырёхбуквенное Имя Бога — YHVH, Йод-Хе-Вау-Хе) с использованием символических цветов и фигур, дыхательных упражнений и особых жестов и поз. Так родилась современная каббала.

В 1280 году испанский каббалист Моше де Леон свёл воедино древний и современный миры в «Зогаре» («Книге Сияния») — трактате на арамейском языке, который он выдал за свод мистических трудов рабби Шимона бар Йохаи, каббалиста второго века н.э., преемника рабби Акибы. В действительности «Зогар» представлял собой плод мистического опыта самого Моше де Леона — результат многочисленных медитаций на Божественное Имя. В сущности, этот трактат — не что иное, как многослойное руководство по медитации, облечённое в форму поэтического повествования в библейском стиле и описывающее те возвышенные состояния сознания, которых достигали ученики, под надлежащим руководством опытного учителя «восходившие» по сефиротическому Древу Жизни.

Авраам Абулафия, мятежный испанский каббалист тринадцатого века, открыл доступ к каббалистическому учению еврейским женщинам и неевреям. Далеко опережая своё время, он практиковал манипуляции с еврейскими буквами вне вероисповедного контекста, чем вызвал негодование ортодоксальной иудейской верхушки и привлёк к себе внимание инквизиции. Именно либеральная каббала Абулафии подготовила основу для мессианских культов, которые стали настоящим бичом иудейского мистицизма на последующие пять столетий, до тех пор, пока в восемнадцатом веке в него не вдохнул новую жизнь хасидизм. Современный каббалист — прямой наследник этого массового движения за общедоступность мистических знаний. И несмотря на всю разноречивость и фрагментарность доставшегося ему наследия, в его распоряжении имеется хасидская версия каббалы, разработанная Исраэлем Баал Шем Товом, который преобразовал сложную медитацию Колесницы и её более поздние вариации в простой «путь сердца». Здесь интеллект уступает место экстазу, страдание — радости, а мессианство — самозабвенному служению.