Кафе Хенто - страница 4

стр.

– Что? Что вы делаете? – Анна Петровна встала и направилась к незнакомцу.

– Ой! Вы тоже тут. Хорошо, что я захватил протоколы для внеплановых клиентов, – сказал Мерий.


Что-то в ее груди неприятно чавкнуло, словно оторвали присоску. На миг стало очень спокойно, потом пришла грусть, а после все улетучилось. Она повернулась и увидела свое тело, лежащее на дороге. Мысли застыли густым киселем и лениво перекатывались, среди них были: ну вот и всё; у этого незнакомца крылья; какая же я дура; зря купила платье на новогодний банкет; надо было пойти в кино с этим страшным бухгалтером; я забыла закрыть банку с вареньем.

– Анна Петровна Горбань, двадцать восемь лет, проживающая по адресу Степной 23, дом 7. Вы? – уточнил Мерий.

Анна Петровна кивнула.

– По факту вашей телесной смерти сообщаю, что вам необходимо проследовать со мной для дальнейшего оформления и распределения согласно вашему досье, – протараторил Мерий.

– Я не хочу, – сказала Анна Петровна.

– Началось. Всем душам после телесной смерти необходимо явиться в небесную канцелярию, – устало протянул Мерий.

– А можно меня обратно, воскресить? Я же доброе дело делала, – сказала Анна Петровна.

– Вы мешали мне полдня. Я превысил свои полномочия, и теперь судьба водителя частично изменена. Потом бросились под колеса, и теперь я точно получу выговор. О каких добрых делах вы говорите? – сказал Мерий.

– Я спасала собаку, – гордо ответила Анна Петровна.

– Благими намерениями… помните? Сами по себе добрые дела могут стать чистым злом в общем плане бытия. Но все неустанно лезут творить свое «добро», особенно когда их никто об этом не просит. Доброделы, чтоб их! В общем, вам со мной, пошли, – сказал Мерий.

– Что плохого, если бы собака осталась жить? – спросила Анна Петровна.

– Век любопытных… Это предначертание судьбы. Ключевая точка. Собака умирает, мальчик получает душевную травму, становится замкнутым и необщительным. И только эти качества помогут ему в будущем просиживать годами в своей лаборатории, разрабатывая лекарство, которое станет прорывом в медицине. А вы пытались помешать спасению миллионов больных.

Анна Петровна опустила голову. Мерий раскрыл крылья и полетел, неся в одной руке прозрачного пса, в другой – переливающуюся всеми цветами Анну Петровну.

Опоздал

Мерий облокотился на барную стойку и постучал пальцем.

– Паршиво выглядишь, – сказал бармен, обводя его взглядом.

На лице Мерия красовались ожоги, из крыльев торчали сломанные перья, обугленные куски одежды пригорели к коже.

– Виски, – сказал Мерий.

– Что случилось? – спросил бармен, наливая стакан.

– Опоздал, – ответил Мерий.

– Ты же не хранитель, на твоей работе нельзя опоздать, мертвый мертвее не станет, – сказал бармен.

– Тоже так думал, – ответил Мерий и залпом выпил.

– Рассказывай, полегчает, – предложил бармен.

– Сидели мы с Рафаилом, пили джин. У меня по плану один жмурик оставался: старик, естественная смерть. Куда спешить, думаю, дальше кладбища не денется. И засиделся как-то. Просыпаюсь утром, Рафи кофе пьет. Я на него смотрю и думаю: «Какого черта я тут делаю?» Мысли постепенно возвращаются, и я понимаю, что смену не сдал, и последнего не забрал. Ну, я быстро к старику домой. Там никого. В морг. Там нет. Все кладбища облетел, старика нигде. Вернулся в дом, сижу. Поминки. Сын его кому-то втирает, мол, батя уже на орбите летает. А собеседник, кивает: «на небеса вознесся». А я думаю, никуда он еще не вознесся, я его не оформил даже. А сын снова: «нет, на орбиту». Думаю, секта, что ли новая, что он со своими орбитами заладил. И тут меня, прям, пробило. Смотрю, на тумбочке документы лежат – договор на космическое захоронение. Я вверх рванул, а там дедок этот в капсулу с прахом вцепился и парит. Еле отодрал, непривычно в космосе-то.

– Неведение – почва для идиотизма, – сказал бармен.

– Наливай еще, – кивнул Мерий.

Отпуск

– Ты охренел? Он же жив.

– А, что я могу поделать, он то дохнет, то приходит в себя.

– Ты припер к воротам ада живого человека.

Окровавленный мужчина, лежащий на полу, застонал.

– Всего на минуточку, передам тело Азиру, он сейчас заступает, и все.