Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - страница 26

Коллегия Главлита в 1970 г. приняла постановление под пространным заглавием «О мерах по предотвращению нарушений установленного порядка выпуска изданий, изготовляемых на множительных аппаратах, и разглашения в них сведений, запрещенных к открытому опубликованию». Все местные управления отныне должны были производить «выборочный контроль» всех организаций, имеющих множительную технику, и срочно сигнализировать об обнаруженных «нарушениях»[64]. Инспекторы время от времени обнаруживали «факты нецелевого использования множительных устройств». Громкое дело возникло по такому поводу в Библиотеке Академии наук, на множительных аппаратах которой печатались самиздатские и иные сочинения. Неожиданные налеты на типографии обнаруживали постоянные нарушения установленных правил. В 1978 г., например, начальник Ленгорлита сигнализировал во Всеволожский Горком КПСС: «Сообщаем для сведения и возможного использования, что выборочной проверкой типографий, печатно-множительных участков предприятий и организаций Всеволожского района, проведенной Ленинградским управлением, обнаружены факты несоблюдения установленного нормативными документами порядка. Из шести проверенных полиграфпредприятий в пяти обнаружены нарушения “Единых правил печатания несекретных изданий”»[65].

Во время регулярно проводимых обследований обнаруживались «…факты печатания идейно-ущербных, религиозных, порнографических изданий и материалов, не имеющих отношения к производственной деятельности организаций». При этом Ленгорлит обязательно ссылался на «указания директивных органов, постановления Обкома КПСС от 10 июля 1980 г. «О дальнейшем усилении работы по сохранению государственной тайны». Мелочность и придирчивость контролеров дошла до того, что даже тиснение имен авторов и названий произведений на переплетах старых книг считалось непозволительным без их санкции. Даже в годы начавшейся перестройки в Главлит поступила жалоба «тов. Пинчука В. И.» на то, что «переплетная мастерская Управления бытового обслуживания отказалась сделать надписи на двух сданных им в переплет книгах дореволюционного года издания — “Петербург” и “К 75-летию музыкальных концертов в Павловске”, ссылаясь на инструкцию Главлита». Обследуя типографию киностудии «Ленфильм», контролеры обнаружили на переплетном участке, причем «без оформления наряда заказа и регистрации в книге учета», ряд книг, «не имеющих отношения к производственной деятельности студии». Среди них — «Рецептурный справочник», сочинения Марка Твена, французские журналы мод и т. д. Понятно, что все это — так называемые «левые» работы. Но обнаружилось и «одно политически-дефектное издание — “Царь Иудейский”, проводящее идеи сионизма, выпущенное в Петербурге в 1914 г.»[66]. Их, видимо, смутило и насторожило второе слово в названии: на самом деле — это мистерия поэта К. Р. (вел. кн. Константина Романова), замысел которой был подсказан ему Чайковским еще 1889 г., когда и пугающего термина «сионизм» еще не было: он советовал поэту «с евангельской простотой и почти буквально придерживаясь текста» изложить стихами историю Страстей Господних. Примечательно, что пьеса была первоначально запрещена Синодом, посчитавшим, что «драма, отданная на современные театральные подмостки и в руки современных актеров, сама утратит свой возвышенный характер, превратившись в обычное лицедейство». Лишь в 1913 г. поэт получил личное разрешение Николая II на единственное представление в Царскосельском Китайском театре[67]. Об уровне подготовки советских цензоров, увидевших в христианской мистерии «пропаганду сионизма», говорить не приходится… О результатах своей проверки цензоры доложили Петроградскому райкому партии (в этом районе находится студия «Ленфильм») «для сведения и возможного использования».

В сравнительно безобидных случаях управление информировало — «для принятия соответствующих мер» — территориальные партийные комитеты. В необходимых случаях, начальник Ленинградского управления сигнализировал в органы госбезопасности, поскольку факты издания и распространения нелегальных произведений печати «антисоветского характера» входили в их компетенцию (см. далее главу 5 «Борьба Ленгорлита и КГБ с вольной бесцензурной литературой»).