Как карта ляжет - страница 11
– Зря ты явилась, Танюха, – вкрадчиво пропела баба Нюра, выйдя следом. – Не место тебе в деревне, особенно теперь.
Татьяна не оглядываясь зашлёпала по размытой дороге. Домой она пришла босиком – босоножки безвозвратно погибли в грязи. Весь вечер Таня просидела над кружкой остывшего чая, пялясь в одну точку и тщетно пытаясь совладать с ознобом, колотившим её тело.
А наутро, выйдя на балкон, обнаружила сюрприз. На крыльце стояла её посылка, авоська с продуктами и высоченные резиновые сапоги размера на три больше – кричаще красные, как пожарная машина.
Татьяна могла подумать только на Михаила. «Всё-таки он такой добрый», – благодарность в ней смешалась с неким стыдом и толикой недовольства.
В посылке были её зимние вещи и записка: «Больше ничего твоего тут нет». Игорь. Несостоявшийся муж, на которого она пахала семь лет без отпуска. И вот результат. Отправил ей вдогонку жалкую коробку со шмотками, будто подчёркивая что это всё, чего она добилась в жизни.
В город возвращаться не к кому. И здесь, в родных пенатах, ей теперь не рады. Очень хотелось пожалеть себя. Но неожиданно пришла злость. Расшвыривая свитера вперемешку с крупами, Татьяна сцепив зубы шипела:
– Вот вам! Вот вам всем! Убирайтесь из моей жизни! Ненавижу! Не-на-ви-жу!
– Во даёт, – шёпотом присвистнул притаившийся в кустах Митяй, доставивший дары по заданию Михаила. И в тот же миг истошно заорал, получив тяжёлым резиновым сапогом прямо по физиономии.
– Ой! – Татьяна испуганно замерла, не ожидая увидеть свидетеля своего безумия.
Митька вышел из кустов и откровенно таращился на женщину: в пылу Таня не заметила, как слезла бретелька сарафана.
– Хозяюшка, может, чарку нальёшь да приголубишь? А то сапогом в морду за мои старания – негоже…
С ухмылкой он медленно приближался, переваливаясь как медведь. В мгновение ока второй сапог, пущенный меткой рукой, ощутимо ударил его в плечо. Татьяна, истерически хохоча, скрылась за дверью.
Какое-то время она ощущала животную вонь, исходившую от деревенского дурачка, и слышала его обиженное сопение. Потом Митяй ушёл. «Ну и влипла ты, Татьяна», – прикусив кулак, чтобы сдержать рыдания, подумала она.
– Алёна! Алёнаа!!! Выходи, нам надо поговорить!
Алёнка, сидевшая за ужином с матерью и дядей Мишей, не поднимала глаз от тарелки. Анна бросила тревожный взгляд на хозяина дома.
– Да он никак пьян, – буркнул Михаил, вставая из-за стола.
– Тёмка, уходи лучше подобру-поздорову, – негромко и твёрдо произнёс мужчина, выйдя на крыльцо.
– Дядька, пусти! – Артём смотрел стеклянным взглядом, рот болезненно кривился. – Я должен ей сказать, понимаешь, должен рассказать правду…
Михаил придержал рвущегося в дом племянника за плечо.
– Вы брат и сестра. Это всё, что имеет значение. Девчонка уже смирилась, пережила, так сказать, зачем душу ей бередить. Уходи!
– Дядька, – зарыдал Артём, – да как же я жить-то буду?..
– Мужиком будь! – Михаил сурово тряхнул парня. – Обстоятельства ты изменить не можешь. Так прими какое-нибудь стоящее решение, чтобы всем стало легче.
Он с сожалением покачал головой вслед бредущему с опущенной головой племяннику.
– Надо хотя бы хлеб пойти подобрать, – сказала вслух Татьяна, собираясь с духом. Ей казалось, что Митяй всё ещё караулит в кустах со вчерашнего дня.
Осмелившись выйти на крыльцо, женщина ахнула: разбросанные накануне вещи были аккуратно сложены стопочкой, продукты собраны, а из единственного красного сапога торчала охапка васильков. Тут же была бутыль парного молока.
«Зря ты так с сапогами. Не "Гучи" какие, но пригодились бы, – гласила приколотая к двери записка. – Молоко утреннее, если обнаружишь после полудня – не пей, сделай творог».
От наставительно-заботливого тона записки Татьяна невольно улыбнулась. Даже без подписи было ясно, кто загадочный даритель.
Весь день она провозилась с творогом, неосознанно напевая себе под нос. А на следующее утро чуть свет была на ногах: лепила вареники, будто поджидая кого в гости. И подкараулила: Михаил явился, неся второй сапог, наполненный маргаритками. Едва резиновая подошва коснулась крыльца, дверь открылась настежь.