Как мы победили смерть - страница 4

Начальник базы, только руками разводил, и молился Всевышнему, что бы нас убрали.

Вечерняя поверка, почему поверка, а не проверка, это военная тайна Советской армии, и ее правопреемников, я ее, помня присягу, разглашать не буду. Итак, вечерняя поверка, в строю стоит, когда двадцать, а иногда тридцать полупьяных воинов. Наш старшина грозный Филиппок, читает поименный список личного состава.

— Имярек?

— Я!

— Такой то?

— Я!

Все сто указанных в списке воинов откликаются на свои имена. Филиппок, не доверяя списку, начинает перечитывать нас, по головам. Не сходится. Но, вероятно вспомнив свои школьные успехи в математике, Филиппок начинает, зачитывать список вновь. Все указанные в списке, опять подают свои голоса. И почуяв, что эту мистику ему не понять, идет Филиппок докладывать, вечно дежурному, вечно пьяному капитану, — Товарищ капитан! Личный состав, на месте. Происшествий нет.

Капитан пьяно качает головой, и соглашается, что все хорошо, ну просто отлично. Как я узнал позднее капитан, этот, тогда юный лейтенант входил с нашими войсками в 1968 г. в Чехословакию, за восемь месяцев, дослужился до капитана, получил орден, и спился. Думаю, что причина, не только склонность этого человека к алкоголю, а то, что он натворил в Чехословакии, но это только мои предположения, в свою душу, он меня не пускал.

— Мальчики, — обратился к нам Филиппок, — вы мне не поможете крышу в доме перекрыть. Скоро зима, а она протекает. А я вас, — Филиппок замялся, — чаем напою, пирогами угощу.

Чаем! Нас? Вот осчастливил!! Чаем!!! Это ж на надо такое придумать.

Но был он такой маленький, безобидный, жалкий полковой музыкант — трубадур, что, отложив очередной набег на склад военного имущества, мы согласились помочь.

И еще раз хочу похвалить нашу армию, в ней чему только не научишься, если конечно хочешь жить и служить, нормально. В числе, прочих военных наук, научили нас и строительным работам. На складе мы по собственной инициативе, украли оцинкованную жесть, затем быстро перекрыли крышу, и пошли пить чай.

Жене Филиппка, весьма приятной и достойной женщине, помогала накрывать на стол юная особа, ну просто прелесть.

Глянул я на нее, и в ту же секунду умер, и снова родился, и покраснел и засмущался, в общем, типичная картина. И песни я потом ей пел, жалостливые про любовь десантника, и признавался, что чувства мои надежны как парашют, и огненно — прекрасны как выстрел из гранатомета. И стихи ей читал, а был я мальчик начитанный и любовную лирику знал хорошо, и букеты носил. Сладко млело девичье сердце, но ничего не вышло у меня. Девочка была характером, намного тверже, чем ее папа — музыкант, и прямо мне сказала, что хоть и верит она мне безоглядно, но на чувства мои ответит только после моей демобилизации.

— Возвращайся, тогда и поговорим! А пока извини, я девушка честная, — заявила мне прелесть на последнем свидании. Ну что ты будешь делать!

После дембеля, я к ней не поехал.

Все хорошее кончается, закончился и наш отдых, через десять дней после прибытия в Чирчик, приказ, отбыть в место дислокации части. Афганистан, Кундуз. Повинуясь магии приказа, все сто человек материализовались из небытия, и отправились служить, выполнять неизвестно какой долг, и защищать южные рубежи нашей Родины, неизвестно от кого.

К декабрю 1980 г. бытовая жизнь в бригаде более-менее наладилась, и комбриг решил разнообразить унылые построения и разводы музыкой. Чтобы услаждать наши уши бодрыми маршами, из Чирчика была вызвана музыкальная команда.

В день их приезда наш взвод был в карауле, и тремя постами охранял штаб бригады. Я был разводящим. Грустил я в палатке о доме и маминых пирогах, как в караульное помещение, вбежал мой соратник по подвигам в Чирчике, и сослуживец по взводу.

— Знаешь, кто с музыкантами приехал? — спросил он, меня, скалясь во весь рот.

— Кто?

— Филиппок!

— Вот это да! Пошли посмотрим!

Несчастный, жалкий, потерянный Филиппок неприкаянно бродил по штабу бригады.

— Стой! Кто идет? — сурово окликнул его, я.

— Здравствуй мальчик, — обрадовался знакомому лицу Филиппок, и, видя суровое лицо разводящего, ведущего на посты караульную смену, растеряно спросил, — Ты, что не узнал меня?