Как работает мозг - страница 22
Есть ли во всем этом хоть какой-нибудь смысл? Специалисты по головному мозгу убеждены, что идея жесткого разделения функций между полушариями — не более чем миф. Они даже придумали специальный термин для массового увлечения этим предметом — “дихотомания”. Это слово, как и выражение “новая френология”, используют иронически, предполагая, что реальное положение дел слишком сложно, чтобы можно было делать настолько простые выводы.
Наш головной мозг и в самом деле изумительно сложен, и в связи с постоянным взаимодействием его полушарий крайне трудно разбираться в том, что и где в нем происходит. Даже те наши способности, которые наиболее явно сосредоточены в одной половине мозга, а именно речевые, локализованы нетипично примерно у 5 % людей и в течение жизни нередко “сдвигаются вправо”>1. Кроме того, мозг весьма пластичен, и на характер связей в нем может влиять множество факторов среды. Под действием исключительных обстоятельств даже устройство вполне нормального генетически мозга может сделаться на удивление странным. Тем не менее работы по нейровизуализации подтверждают, что два полушария нашего мозга действительно функционируют по-разному, и характер различий между ними столь жестко “запрограммирован”, что в обычных условиях структуры, отвечающие за определенные навыки, всегда развиваются в одной и той же половине мозга.
Информация, получаемая нашим мозгом от органов чувств, вначале по большей части поступает для обработки в полушарие, противоположное той стороне тела, где она возникает. После этого она быстро передается в другое полушарие по мозолистому телу, а) Зрительная информация из левой половины каждого глаза идет в правое полушарие, и наоборот, б) За исключением некоторых лицевых нервов, проводящие пути, сообщающие мозгу информацию об осязаемых раздражителях, ведут в полушарие, расположенное в другой половине тела, в) Обработка большей части информации о звуках тоже происходит не на той стороне мозга, где находится ухо, которое их слышит, г) Обоняние составляет исключение из правила перекрестной обработки входящих сигналов: обработка информации о запахах происходит в той же половине головы, где расположена ноздря, через которую эти запахи поступают.
Более того, общая схема работы мозга более или менее соответствует распространенным представлениям. Левое полушарие занимается анализом и логикой, отличается точностью и следит за временем. Правое характеризуется мечтательностью, оно обрабатывает информацию обобщенно, не разбивая на составляющие, и больше задействовано в чувственном восприятии, чем в абстрактных когнитивных функциях>2.
В частности, когда левое полушарие разбирается в смысле услышанных нами слов, оно обычно роется в памяти, выясняя, что эти слова могут означать, а затем выдает ответ, отражающий наши ожидания. Правое же полушарие склонно трактовать смысл услышанного в контексте информации, поступающей в данный момент, а не пытаться догадаться, что именно мы должны были услышать>3. Поэтому левое полушарие очень точно понимает, что нам говорят, но не отличается проницательностью, не улавливая тонких различий между контекстом и буквальным смыслом сказанного (например, ухмылку, сопровождаемую словами “прошу прощения”). Правое же полушарие может очень ясно понимать общий смысл услышанного, но быть не в состоянии объяснить, из чего он следует. Сравнительно плохо умея внятно излагать понятое, правое полушарие склонно мыслить на интуитивном уровне, “чуять нутром”.
Не так уж неверно и представление о том, что правое полушарие эмоциональнее левого. Оно отвечает, в частности, за страх и уныние, и в целом за пессимистичные настроения. Именно поэтому люди, перенесшие сильный левополушарный инсульт, очень часто ведут себя так, будто с ними случилась настоящая катастрофа, даже если вызванные инсультом нарушения незначительны. Похоже, что в подобных случаях поврежденное левое полушарие теряет способность подчинять себе правое, которое в результате загружает сознание больного своими высокоэмоциональными реакциями.
Пациенты с серьезными повреждениями правого полушария, напротив, иногда как будто совершенно по этому поводу не тревожатся, сохраняя оптимизм и сангвиническую бесшабашность перед лицом травмы, которая, казалось бы, должна приносить им ужасные страдания. В крайних случаях они вообще отказываются признавать, что с ними не все в порядке. Именно это, как утверждают, произошло с одним весьма высокопоставленным американским судьей, который, ко всеобщему замешательству, категорически не хотел уходить на пенсию, несмотря на полную утрату способности сколько-нибудь разумно оценивать доказательства. Он вел заседания в самом приподнятом настроении, бодро оправдывая подсудимых, совершивших тяжкие преступления, но иногда приговаривая к пожизненному заключению за мелкие правонарушения. Он ни в какую не поддавался на уговоры коллег подать в отставку и в конце концов был уволен. Но, похоже, и этот поворот событий его нисколько не расстроил, хотя, может, и озадачил, и он еще немало лет радовался жизни на пенсии.