Как слово отзовется - страница 13

Убогость, ограниченность словаря жаргона — его первый признак. Проверьте себя: сколько слов у вас в запасе, чтобы высоко оценить понравившийся вам фильм? Посчитаем: хороший, прекрасный, замечательный, великолепный… еще!.. еще! Сколько всего? Десять? Хорошо! Двадцать? Еще лучше! Но практика показывает, что у большинства нет и десяти. Помню, как один старшеклассник, «умаявшись» подбирать синонимы к слову «хороший», сказал, махнув рукой: «Зашибись — и все тут!» Может быть, и вам кажется, что словечко «зашибись» лучше, чем «чудесный, изумительный, восхитительный» и проч.? Некоторые ведь так прямо и говорят: «Не надо ополчаться против жаргона. Он остроумен, выразителен, экспрессивен!»

Но давайте посмотрим, как стирается вся кажущаяся выразительность популярных жаргонных «изобретений». Если в разных ситуациях по отношению к разным предметам и явлениям употребляется с настырностью заезженного штампа одно и то же высказывание, оно теряет всякую выразительную силу. Еще помню, как в такой универсальной функции выступали слова: «железный», «законный», потом «хипповый», «балдежный», затем «здоровский» — для всего, что обратило на себя внимание, вызвало восхищение, очаровало, будь это кинокартина, телепостановка, костюм, мотоцикл, девушка, лес, отдых… Вы, наверное, уже вспомнили другое слово, претендующее в вашей компании на замену десятка уже известных языку оценочных слов. Они действительно могут разниться от компании к компании, но одно общее объединяет лексику молодежного жаргона — назойливая повторяемость. Недавно я стала свидетельницей такого разговора между двумя подружками. На протяжении пятнадцатиминутного рассказа одной другая повторяла с разными интонациями: «Ну, я тащусь!» Невольно вспомнишь Эллочкино «хо-хо», выражавшее, в зависимости от обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность.

И не так уж безобидны эти словесные новшества. Так, пришедшее из арго уголовников «балдеть» на долгое время вытеснило в речи молодежи целый ряд разнообразных по значению и эмоциональной окраске слов общепринятого языка: гулять, отдыхать, развлекаться, веселиться, радоваться, напиваться, бездельничать, проводить время, шататься без дела, испытывать удовольствие, играть и проч. Заимствованное «хипповать», «хипповый» говорится вовсе не в осуждение, как следовало бы ожидать, а «кайфовать», «ловить кайф» в речи подростка звучат странно и вычурно.

Ж а р г о н — это речь группы людей, объединенных общими интересами, родом деятельности, времяпрепровождением. Буквально это слово означает «испорченный язык», а он и действительно испорченный, только не язык, так как жаргон паразитирует на базе естественного языка, не имея собственной грамматики и фонетики. Весь жаргон — в специфических словах и выражениях, часто заимствованных у других народов.

Цель использования жаргонной лексики — обособить данную социальную группу от остальной части общества. Особенно четко это проявляется в  а р г о — речи низов общества, деклассированных групп и уголовного мира, которую иногда называют блатной музыкой, блатом или феней.

Большинство моих собеседников выразило презрение к тем, кто обходится убогим словарем уголовников. Однако нашлись и «защитники» у современной Эллочки-людоедки: что, мол, так уж серьезно относиться к этой, словесной игре, которая проходит с возрастом? Нет уж, увольте, уважаемые оппоненты: и после ветрянки остаются оспинки. Язык и мышление взаимосвязаны. Если мир человека ограничен, жаргон как средство общения его вполне устраивает.

«Пусть в языке останутся легкие, неопасные словечки. Они могут иногда даже обогатить язык, сделать его нестандартным, что всегда приковывает внимание и симпатии слушающих, — пишет челябинский студент Павел Уваров. — Нельзя сказать, что молодежь не владеет богатством языка (хотя беседу поддерживать трудно, письма разучились писать). Современная молодежь кое-что знает. Но в своем кругу предпочитает говорить больше на англо-варварском, чем на русском. Почему? На таком языке говорить легче, он ни к чему не обязывает. Не обязывает понять душу другого человека, его боль, его заботы».