Как стать успешной стервой, которой все завидуют - страница 29

Итак, ксенофобия мешает нам вглядеться в новое (или в новатора) с интересом. Из-за этой психологической преграды мы постепенно теряем способность рассматривать, изучать, размышлять. И потому стараемся заменить мыслительные процессы переживательными, а суждения — эмоциями. Тем более, что «интеллектуально поистериковать» на Руси любил не только горячий парень Чацкий. Мы тоже так умеем. Умеем и любим. Одни из нас любят верить, другие — критиковать, третьи — сокрушаться, четвертые — почитать. И каждому умелые господа идеологи подберут подходящее занятие, идею, стандарт поведения. Главное, поменьше атипичных проявлений. Выдадим всему сущему типичную форму! Даже пневмонии. Сейчас, наверное, не только в России, но и во всем мире наступает черед самого парадоксального— под стать временам — воззвания. Что-нибудь типа «Личности, не толпитесь!».

В социальных механизмах участвуют люди-винтики, люди-гайки, люди-рычаги и люди-прокладки. И все-таки стандарты поведения и образцы мышления, которые общество предлагает «всем законопослушным гражданам», когда-то создавались людьми, вылезшими из клетки стереотипов и все устроившими по-своему. Если бы не существовало тех самых «моральных Гудини», мы бы не то что из каменного века — мы бы из одноклеточной формы жизни не выросли. Такие люди либо «принципиально беспринципны», либо создают собственные принципы, не чета прежним. По крайней мере самовыражение этой человеческой породе удается на славу. Хотя личная жизнь — не всегда.

И все-таки роль «Гудини» в развитии мировой цивилизации трудно переоценить. Они — двигатель прогресса, притом, что не всегда прогресс движется в ту сторону, в которую тычут указующим перстом «разрушители принципов». Оно и не удивительно: вечно их «персты» тычут вразнобой, а куда — не уследишь. И в какую степь ломанет масса, определяет не лидер, и даже, в конечном итоге, не авангард, а арьергард или вообще обоз с маркитантками. Но от авангарда все равно польза есть. Попробую показать эту систему в действии.

Начнем с распространенного заблуждения: якобы тот, кто идею родил, тот ее и раскручивает. Неправда ваша. Законные родители идеи — оригиналы и новаторы — не бывают лидерами. Их положение куда скромнее — это чаще всего аутсайдеры. Они предлагают обществу нечто невиданное — свои интеллектуальные находки, философские взгляды, ученые труды, ноу-хау. И руководят чаще всего только собой, и то не всегда. Чтобы «охватить» идеей массы, требуются лидеры и пророки. Вот они-то и используют мысль, рожденную интеллектуалом-аутсайдером, на благо страны или целого мира, а больше всего на благо себя: создают группы, сообщества, секты и клубы по интересам. Здесь формируется авангард — из последователей, сторонников, поклонников и эпигонов. Авангард направляется туда, куда Макар телят не гонял. А масса реагирует, если идея окажется своевременной — то есть, если большинство представителей общества уже достало существующее положение дел. Тут вспыхнувшая энтузиазмом масса примыкает к авангарду, напирает сзади и наконец подминает под себя и первопроходцев, и пророков. Может и насмерть затоптать, чтобы впоследствии поставить памятник особо выдающимся и проводить ежегодные фестивали имени задавленных во имя светлого будущего.

Последователей, как видите, ждет жалкая участь, еще хуже, чем судьба лидеров-пророков. И сказок о них не расскажут, и песен о них не споют. Эпигоны — либо рабочая сила для продвижения чужих принципов, когда те входят в моду и становятся актуальными; либо жертвы «кризисной эпохи», когда общество вырастает из «детских штанишек» и с поспешностью перелезает в новые, подростковые.

Еще забавнее выглядит не период подъема, а период заката идеи. Мода проходит, и люди, верные устаревшим принципам, донельзя обуживают свои возможности. Они заранее ставят себе «нерушимые преграды»: коммерцией заниматься недостойно, Запад развращает российскую духовность, СПИД поражает только безнравственных личностей, береги честь смолоду и до брачной ночи, высокие блондинки поголовно дуры ногастые… Да мало ли какие глупости приходят в голову, и так не слишком заполненную мозгами? Когда свое мнение отсутствует, легко запасть на слоган — четкую, нехитрую формулу, в которой от перемены слагаемых сумма не меняется. Но в то же время сама мысль, что окружающий мир устроен сложнее, чем четыре действия арифметики, почему-то в черепную коробку не помещается. А ведь достаточно спросить себя не «Сколько будет дважды два?», а «Дважды два