Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал - страница 14

— Разговаривают.

— А вдруг — не к добру?

— Это когда собака воет, тогда не к добру, потому что собака гавкать должна. А волк — наоборот, должен выть, на то он и волк.

— А если волк загавкает — тогда не к добру?

— Тогда точно не к добру, — развеселился Тетеря. — Это значит, что ты, бедолага, головой где-то сильно стукнулся, слышишь, чего не бывает.

Обратный путь был совсем не таким безрадостным, как путешествие к кургану. Охотники шли бодро, их тяжелая драгоценная ноша оттягивала плечи, но веселила душу, словно они уже спасли маманю. Пройдя болотце, разложили костер и поужинали сухим хлебом и половиной пирога с кашей.

— В давние-стародавние времена, — рассказывал отец, — на том самом месте, где мы с тобой сидим, лес не рос, а росла трава. А на траве паслись чудо-кони. Люди тогда были с лошадьми на равных. Золота у них было, как у нас репы в огороде. Не было над ними ни князей, ни старост. Спали они на земле под открытым небом, а для своих погибших богатырей строили под землей избы побольше нашей, и клали туда полезные вещи и золото. Вот от них и остались в наших лесах эти курганы.

— Батянь, так ты еще такие курганы знаешь?

— Знаю, конечно, мне дедушка твой показывал. Кому ж знать, как не нам, Лешакам?.. Только ты обещай никогда больше туда не ходить! У живого украсть плохо, а у мертвого — в десять раз хуже.

— А как же мы с тобой — ничего, что лошадок золотых унесли? Не будут на нас мертвые сердиться?

— Не знаю, — мрачно признался Тетеря. — После будем беспокоиться, когда маманю спасем.

Охотники вырыли неглубокую яму, ссыпали туда драгоценные фигурки и легли сверху спать, а шкурой накрылись. Утром собрали клад и через некоторое время после полудня уже подходили к лесной опушке напротив родной деревни.

— Завтра пойду в Киев, — сказал Тетеря.

— И я с тобой, — сказал Веприк.

— А с Дуняшкой и бабушкой кто останется?

— Я с тобой, — опустив глаза повторил мальчик.

Тетеря долго смотрел на сына и чувствовал, как шатается его маленький детский мир, стоявший раньше, словно на двух могучих деревьях, на маме и батьке.

— Ладно, — сказал наконец Тетеря. — Дуньку отдадим тете Чернаве, а бабушка сама за собой присмотрит… Пойдем поскорее, посмотрим, как они там. Доглядела ли бабушка за внучкой?

— Доглядела, — уверил его Веприк. — Я их в избе запер, чтобы Дунька не потерялась… Ты, батяня, иди вперед, иди, не жди… я еще вон малинки домой наберу.

Приведя вечером Дуняшку к сестре, Тетеря незаметно сунул Чернаве берестяной кулек с малиной. Чернава вытащила горсть ягод и принялась с аппетитом жевать. Тетеря погрозил сестре кулаком и показал, что малиной следует задобрить Дуньку, чтобы не плакала без татки. Дунька обрадовалась и переселение к тете тут же одобрила.

Бабушка покричала, поругалась, стукнула один раз Веприка по лбу и один раз — Тетерю по уху, а потом принялась хлопотать, собирать им еду в дорогу.

Обычно в деревнях раньше осени не охотничали, поэтому у Тетерева в запасе меха было немного: по дюжине шкурок куницы, рыжей лисы, чернобурки да горностая. В те времена ценный мех служил людям вместо денег и Тетеря оставил себе на всякий случай.

В одиночку он мог добыть за зиму до тысячи шкурок мелких зверьков и еще, сколько получится, рысей и лосей. Медведя Тетеря старался обходить стороной, хотя его шкуру и мясо выгодно можно было продать и обменять. Не к лицу было охотнику наживаться на хозяине леса. Да и опасно.

Путешественники погрузили мех, еду и золотой клад на батины охотничьи санки, поклонились бабушке и, не дожидаясь, пока встанет солнышко, двинулись в дорогу. Тетеря уже бывал в Киеве не раз, когда ходил с товарищами менять меха на полезные и красивые вещи: стальные ножи, гребешки, иголки, стеклянные бусины, ленты шелковые, железный ларец с узорами, павье цветное перо Дуняшке на забаву. Путь в Киев лежал через березовую рощу, по знакомым деревням, а потом — пару дней чащей, до наезженной и нахоженной дороги, идти по которой было легко и которая за неделю приводила пешего путника прямо к стенам столицы.

В лесу и на полянах царило большое оживление. Звери были заняты тем же, чем люди: хлопотали, запасали земную благодать на зиму. Белки с деревьев сердито свистели на пешеходов, явившихся забрать у них орехи и шишки, заготовленные на зиму. Конечно, такие хорошие орехи, каждый норовит стащить для себя, вон — даже санки не поленились взять. Идите мимо, долговязые, и без вас грабителей хватает: дятлы, сороки, чужие белки… Проходи мимо, борода, а то вот я тебя! Небось шишкой в макушку не хочешь? Глупые, синекрылые сойки сновали, как хозяйки в большой семье, прятали запасы под кору, в ямки между корней, под камушки: там семечку, тут орешек, украденный из белкиного клада. Засунет и забудет. Лесные мыши таскали зернышки, наполняли подземные кладовочки. Далеко за оврагом, на соседнем холме стоял треск — медведь тоже делал запасы в малиннике, все — себе в брюхо. Нагуляет жир и ляжет спать до весны. Все звери ели до отвала, старались встретить зиму растолстевшими, чтобы не страдать от холода.