Как я нечаянно написала книгу - страница 6

стр.

Когда она ушла, Калле сказал папе:

– Но ведь она может поехать с нами?

Папа, не шевелясь, провожал Диркье взглядом. И отозвался не сразу:

– О да, да, надо спросить у нее. – И он побежал за Диркье. Вернее, спотыкаясь пошел следом.

– Стоп! – воскликнула Лидвин. Мы сидели у нее в саду. Я вслух читала то, что написала («читай вслух, тогда услышишь, где и что тебя цепляет»), и уже открыла рот, чтобы прочесть следующее предложение. Лидвин забрала страницу у меня из рук. Прочитала последний кусочек и красным подчеркнула «спотыкаясь пошел следом».

– Здесь надо остановиться, дальше просто трескотня. – Она еще раз провела по красной черте.

Я смотрела на последние предложения, над которыми трудилась полчаса с лишним. Трескотня?

– Пойми, если остановишься здесь, читателям захочется узнать, что будет потом. Сумеет Катинкин папа найти Диркье в толчее на пароме или никогда больше ее не увидит? Налетит на стеклянную дверь и угодит в больницу? А если он ее найдет, захочет ли она поехать с вами? Что произойдет в машине? Ты хочешь, чтобы читатель перевернул страницу, а стало быть, надо приберечь кой-какие загадки. Погляди, как это делается в телесериалах. Каждый раз тебя держат в напряжении.

Мой спотыкающийся папа, который держит всех в напряжении, – знал бы он.

7

День ото дня становилось все труднее. В смысле – писать. Сперва я писала все, что приходило в голову. А теперь постоянно думаю про «показывай, а не рассказывай», про флешбэки и напряженные моменты. А вчера Лидвин заговорила про диалоги. Я не решилась сказать, что у меня голова идет кругом. Уже сейчас.


К счастью, сначала мы работали в саду. Сидя на корточках, я высаживала рассаду – петрушку и базилик. Лидвин сидела на табуретке и давала указания. Вырыть ямку, плеснуть воды, взять рассаду возле листочков, опустить корешки в ямку, засыпать землей и примять. И проследить, чтобы Нерон не разлегся сверху.

Писать диалоги куда труднее, чем высаживать рассаду. Если записывать, как разговор идет на самом деле, получается скучища с уймой «хм-м» и «угу» и прочей бессмысленной чепухой, говорит Лидвин. Не вставая с табуретки, она разыграла маленький спектакль. Примерно такой.


– Привет.

– Привет.

– Как дела?

– Хорошо, а у тебя?

– Тоже хорошо. Попить хочешь, а?

– Хм, с удовольствием.

– Чего тебе налить?

– Налей колы.

– Колы нету. Есть оранжад и яблочный сок.

– Ну, тогда оранжад.

– Пожалуйста.

– Отлично, спасибо большое.


– Точно как в жизни, – сказала Лидвин, – только совершенно неинтересно.

А мне показалось смешно, особенно потому, что она говорила на разные голоса.

– Погоди, возьмем теперь другой диалог. Дай подумать.

Лидвин зажмурилась. Я высадила в землю последние кустики.

– Диалог двух подружек, которые встречаются на вечеринке, – объявила Лидвин.


– Привет! Ты тоже здесь?

– А что, нельзя?

– Как жизнь?

– А ты как думаешь?

– Ну, хм-м…

– Да-да, вот именно.

– Принести тебе бокальчик вина?

– Да уж как минимум…


– В чем тут дело? – спросила Лидвин.

– Хм, ну, по-моему, у одной не все в порядке. Она вроде как злится на другую.

– А другая?

– Старается быть вежливой. Чувствует себя, думаю, немножко виноватой.

– Однако нигде не упомянуто, что одна злится, а вторая чувствует себя неуверенно, – сказала Лидвин. – Потому такой диалог и становится интересным. В нем сквозит напряжение.

Когда мы убрали садовый инструмент и сидели на лавочке, она сказала:

– В диалогах действуют те же правила, что и в настоящих разговорах: то, чего люди не говорят, по меньшей мере так же важно, как то, что они говорят.

– Понимаю, – сказала я. И глубоко вздохнула. Стало быть, надо научиться записывать то, чего люди не говорят.

«И глубоко вздохнула» я придумала позднее. Ух, сколько же всего мне еще предстоит освоить. Но этими тремя словами я, пожалуй, вполне приспособилась показывать, а не рассказывать. Вдобавок папа по-прежнему держал читателей в напряжении.

8

Нет, папа не упал с лестницы и сумел разыскать Диркье в толчее на пароме. Она с радостью согласилась поехать с нами. На утрехтский поезд можно ведь пересесть и в Хилверсюме.

Так что потом мы – Диркье, Калле и я – стояли со своими сумками среди других семей у паромной пристани в Харлингене, дожидаясь, пока папа подгонит машину с автостоянки. Правда-правда.