Как Япония похитила российское золото - страница 9

Неспособность разбитой колчаковской армии удержать за собой Иркутск привела к тому, что отдельные уцелевшие отряды этой армии, в январе — феврале 1920 года стали отступать на восток в направлении Читы — в районы, контролируемые японскими вооруженными силами. Некоторые из этих отрядов во главе со своими командирами волей-неволей, оказались вынуждены вступить в контакты с японским военным командованием в Забайкалье.

А военное командование Японии в те же дни не спускало глаз с того драгоценного груза, который колчаковцы пытались, переправить на восток по транссибирской магистрали. Российский журналист В. Головнин, специально занимавшийся этим вопросом, пишет, что еще до того, как Омск был взят в полукольцо наступавшей Красной Армии, глава находившейся при “верховном правителе” японской военной миссии генерал Ясутаро Такаянаги обращался к Колчаку с предложением отдать “царское” золото японцам “на хранение”, но тогда Колчак гордо отклонил это предложение. Именно тогда один из белых генералов — В.Г. Болдырев, перешедший впоследствии на сторону Советской власти, записал в своем дневнике: “Омск пал. Колчак с остатками расходящейся по домам армии отходит на восток. При нем будто бы еще 300–400 миллионов золота. Удастся ли довести эту огромную сумму — вопрос весьма сложный. Слишком соблазнительная цифра, чтобы за ней не охотились”. И действительно, автор этих строк был прав: охота за колчаковским золотом началась уже в те дни: наибольшую прыть среди охотников проявляли при этом представители “Страны восходящего солнца”.

Эшелон с “царским” золотом постоянно находился в поле зрения японцев и далее. По сведениям японского историка Ёсиаки Хиямы, японцам было известно, что в последнем эшелоне колчаковцев, вырвавшемся из Омска в момент, когда в город уже вступали части Красной Армии, находилась по крайней мере часть вагонов с золотом, ибо в том же эшелоне вместе с колчаковскими офицерами направлялся в Иркутск полковник японской военной разведки Сигэру Савада, выполнявший тогда обязанности связного между колчаковскими властями и японским военным командованием.

Однако в первые недели после появления остатков колчаковской армии на железнодорожном перегоне между Иркутском и Читой, контролировавшемся японскими войсками, командование этих войск не сочло возможным открыто “наложить лапу” на вагоны с “царским” золотом, бдительно охранявшиеся колчаковцами. Но помыслы японских генералов уже стремились в этом направлении.

Следует сказать, что отношения колчаковских генералов с японским военным командованием в Сибири и Забайкалье были далеко не безоблачными. На японцев колчаковцы смотрели косо, считая, и с полным на то основанием, что Япония не была заинтересована в сохранении целостности России и проводила политику создания в оккупированных ею районах Сибири, Забайкалья, Приамурья и Приморья нескольких сепаратных военных режимов во главе с переметнувшимися на японскую сторону и действовавшими по японской указке некоторыми из белогвардейских генералов и казачьих атаманов. Таковыми были в частности: Семенов, Хорват, Калмыков, Гамов и другие. Вот, что писал в последствии об этой братии один из видных членов колчаковского правительства Г.К. Гинсь: “Отряды Семенова и Калмыкова, составлявшиеся из самых случайных элементов, не признавали ни права собственности, ни закона, ни власти. Семенов производил выемки из любых железнодорожных складов, задерживал и конфисковывал грузы, обыскивал поезда, ограбляя пассажиров. Отряд Калмыкова специализировался, главным образом, на грабежах… Несмотря на это, японская военная миссия все время оказывала денежную и материальную помощь атаманам.”] Не случайно поэтому уцелевшие после разгрома под Омском и Иркутском командиры отдельных колчаковских воинских подразделений не торопились отдавать “царское” золото в руки японских интервентов, предлагавших свои услуги в качестве “хранителей” царских богатств.

Однако в январе 1920 года остатки эшелона с “царским” золотом стали распадаться и уходить из под контроля колчаковских генералов, чьи разгромленные в боях вооруженные силы таяли день ото дня. В первую очередь стремление завладеть дорогим грузом обнаружил белогвардейский генерал, казачий атаман Г. Семенов, который, игнорируя волю Колчака, назначившего своим заместителем генерала С. Розанова, объявил себя правоприемником “верховного правителя России” с явной заявкой на все принадлежавшее колчаковцам имущество, включая еще хранившееся в их вагонах ящики с “царским” золотом. А реальных возможностей для захвата этого имущества у Семенова оказалось немало по той простой причине, что находившиеся в его подчинении вооруженные силы еще не были ослаблены в боях с отрядами “красных”, а потому превосходили по боеспособности остатки колчаковской армии и к тому же опирались на поддержку японских генералов, командующих экспедиционными войсками Японии в Сибири и на Дальнем Востоке. Да и японское командование в своих планах превращения российского Дальнего Востока в японскую колонию делало в первую очередь ставку на Г. Семенова, а не на колчаковцев.