Какого цвета небо - страница 33

– Опять заснул? – спросил меня Лямин, протянул руку через стол, взял у меня листок, посмотрел на него, и тут у него лицо сделалось настоящим, а до этого было совсем, как у Лямки; вот и у Павла Павловича лицо бывает то настоящим его, то похожим на Венкино.

– Егоров? – сказал он, уже улыбаясь с любопытством.

Я кивнул.

– А почему сразу не сказал? Неудобно было?… Я кивнул.

– Или не хотел снисхождения по знакомству? Я кивнул.

– Так это же Соломина! – сказал он, глядя в сторону.

Оказалось, Татьяна сидела у стены в углу.

– Ну, Валентине Ивановне большущий привет передавай! – сказал он мне.

Я кивнул. И не потому, что мне пришлось бы рассказать о смерти мамы: пока решал эти премудрые задачи, ко мне постепенно все возвращалось и возвращалось старое, привычное, и мама снова была рядом со мной, как и раньше!… И Татьяна, молодец, ничего не сказала.

– Ну, будешь работать у меня на кафедре в студенческом научном обществе! – оживленно говорил Лямин.

Хотелось мне сказать, что не могу я работать у него на кафедре, потому что поступаю я на вечерний, но и говорить все это – тоже сил не было.

– Ну, а вы? – спросил он у Татьяны.

– Я работать устраиваюсь… – медленно и как-то шепеляво выговорила она, поднялась со стула; и только тут я увидел, до чего же изменилась Татьяна за этот месяц!

– А Гусь с Лямкой, или Кеша с Нешей, как вы их, называете, – быстро и оживленно говорил он, – никак от любви не могут оправиться! Хотя Гусев, правда, тоже поступил к нам на механический.

И опять его веселый разговор, оживленное здоровое лицо были незначительными, как бледные, почти неразличимые места на контрастном снимке. Хотя одновременно я почти автоматически, как и решал задачи, отметил, почему Аннушка зовется Лямкой: видно, у них в семье запросто принят этот жаргон: Гусь – Лямка, Кеша – Неша… Гусь, конечно, поступил… А вот у Аннушки мама жива.

И опять все ушло от меня – и поступление в вуз, и сам Лямин.

Не помню, как мы доехали до Татьяниного дома. Оказалось, что я лежу на ее постели и – ничего не могу поделать с собой: плачу и кусаю подушку, чтобы не заорать в голос, а Татьяна сидит рядом на кровати, держит меня за плечи, говорит что-то ласковое, спокойное, родное.

Ах, мама, мама!…

Тетя Варя была у нас целую неделю: на заводе, где работает, взяла отпуск за свой счет. Хотя вначале и говорила, что ей удалось вырваться всего на три дня. Переставила зачем-то вещи в нашей комнате, даже перевесила картины.

Тетя Варя на два года младше мамы, ее муж – археолог, ездил в экспедиции, как родители Татьяны. Он преподает в Московском университете, у них две дочки-близнецы – Валя и Варя, перешли в седьмой класс. А сама тетя Варя – начальник планового отде ла подшипникового завода. Она занималась в институте днем, а не как мама – по вечерам. «Меня Валентина выучила!» – обычно говорит она.

Внешне тетя Варя сильно похожа на маму, ту, какой мама раньше была. Поэтому, когда мы вернулись с Татьяной с завода – после первого дня ее работы у нас в бригаде, – я забылся, а тетя Варя к тому же спиной к дверям стояла, причесывала волосы совсем такими же движениями, как и мама, я и сказал:

– Слушай, мам, у Татьяны все нормально!

У нее сильно дрогнули руки, потом она медленно обернулась, поглядела на меня и заплакала.

А еще через день или два приехали со смены – у тети Вари лежит на столе приготовленная стопка фотографий мамы, дедушки с бабушкой, своих еще детских. И чуть поодаль – большая пачка маминых писем на имя отца, надписанных ее рукой. Я сразу понял, что письма эти мама не отправляла, хотя и марки были наклеены на некоторые конверты: почтовых штемпелей на них не стояло. У дверей – маленький чемоданчик. Татьяна вздохнула громко, облегченно. Тетя Варя посмотрела на нее. Только тут догадался: тетя Варя потому и задержалась на целую неделю, что не знала, наверно, как со мной быть?

– Сядьте-ка! – кивнула нам она; очень серьезно, пристально глядя на нас; мы сразу же сели; она вздохнула, заговорила медленно: – Эти фотографии я возьму с собой. – Спросила у меня: – Надеюсь, ты не будешь в обиде? – Я кивнул, она пояснила уже Татьяне: – Я ведь после окончания института уехала в Москву с одним чемоданчиком, думала, не приживусь, вернусь, а теперь уж Москва – мой настоящий дом. Я думаю, ты правильно поймешь меня, Таня, я должна была как следует приглядеться к тебе… – Татьяна кивнула, и я – тоже; тетя Варя вдруг улыбнулась: – Ведь когда я ехала в Ленинград, мы с мужем решили, что я заберу Ивана к себе, к нам в Москву. Ну, а сегодня поговорила с ним по телефону, рассказала все подробно, и мы решили, что Ивану лучше остаться тут.