Какого цвета небо - страница 8

– Приехали, дети мои! – вдруг сказал Венка.

Я подождал, пока вышла Лена, тоже вылез даже будто с облегчением. Ноги у меня почему-то так устали, точно я все эти пятьдесят километров сам вел машину.

Татьяна вышла последней.

И вдруг я понял, что все это время будто разговаривал с ней. Только молча.

Венка подавал мне из багажника вещи, мячик, резиновые коврики, сетку с едой и бутылками.

– Машину поставь вон под те деревья, подальше от дороги, – заботливо сказала Лена Венке. – И закрой как следует!

Кеша с Нешей засмеялись, схватились за руки, побежали на пляж к воде.

Татьяна молча стояла в сторонке, похлопывая себя ракетками по колену, и не видно было, смотрит она на меня или нет.

Я принимал вещички, нагрузился до самого подбородка. Татьянины губы чуть раздвинулись в улыбке.

– Солнечное, – негромко сказала она мне.

И я только тут сообразил, что даже и не знал как-то, куда мы ехали. А теперь сразу узнал Солнечное и по ларьку с водой, и по зеленому невысокому заборчику вокруг отлогого и широкого пляжа, и даже, вроде, сосны на дюнах признал, хотя они всюду одинаковые, до самого Зеленогорска и дальше.

– Дай, – сказала Татьяна, стоя напротив меня я протягивая руки. – Я пока подержу, а ты машину поставишь по указанию Аленушки.

Ссыпал ей на руки вещи, мяч соскользнул, покатился в сторону.

Будто ветром меня вкинуло в машину, даже руки подрагивали, пока включал зажигание. Прислушался к ровному рокоту двигателя, включил сцепление, дал газок, прямо-таки с наслаждением крутанулся, огибая сосны, по шишкам и веткам въезжая на пригорок. И удивился: Татьяна, оказывается, понимает все, что со мной происходит. Как мама. «Поезжай! – сказала мама… – Кеды надень». А Татьяна объяснила: «Солнечное». Потом догадалась, что мне все время нестерпимо хотелось оказаться за рулем.

– Может, выйдешь все-таки из мотора? – спросил Венка. И добавил язвительно: – Или уж так и будешь в нем сидеть?

– Дорвался, дитятко? – сказала Лена.

Я покраснел, забормотал что-то, вылез поспешно. Венка снова внимательно оглядел все внутри машины, вытащил ключ зажигания, захлопнул дверцы, стал закрывать их на ключ. А Лена стояла рядом с ним и следила внимательно, так ли он все делает. Действительно Аленушка… А Татьяны не было. Поискал глазами: она шла по пляжу, неся в обеих руках перед собой вещи, отгибаясь для равновесия. Кинулся за ней, улыбаясь до ушей, точно случилось что-то огромное и очень важное.

– Вот здесь, пожалуй, а? – спросила Татьяна, когда я оказался у нее за спиной, даже не обернулась; как же она поняла, что это именно я?… – Да, пока на солнышке. – И наклонилась, складывая вещи на песок, выпрямилась, повернулась ко мне, улыбаясь.

Я расставил ноги, уперся прочнее и – сделал сальто назад, на руки, побалансировал в приятно-упругом и уже горячем песке – из карманов брюк посыпалась разная мелочь, – лег на живот, вытаращился на Татьяну. Она улыбнулась, как старшая, молча нагнулась, стала подбирать, что у меня из карманов высыпалось. Опять точно так, как мама бы это сделала. И я неожиданно попросил:

– Сними очки, а?…

Руки ее замерли, а потом она сняла очки, даже не поглядела на меня, только уши у нее чуть порозовели.

– Вот что значит – настоящий рабочий человек! – сказала Татьяна, держа в руке гаечный ключ.

Как же это ключ-то, интересно, оказался в моих выходных брюках?…

Татьяна посмотрела на меня. Так, одну секунду, и оба мы тотчас отвернулись друг от друга. Но и за эту секунду я успел заметить, что в глазах у нее нет обычной холодной насмешки, и они уже не зеленые, а серо-голубые. Было в этих новых глазах Татьяны что-то растерянное и почти просительное, совсем как тогда, во сне! У меня даже сердце заколотилось, а в уме ни к селу ни к городу заповторялось само собой: «Мороз и солнце, день чудесный… Мороз и солнце…» К тому же я неожиданно обнаружил, что по-прежнему во всем – рубашке, брюках и кедах – лежу на песке, делаю носом, как клювом, совершенно петушиные движения. Упорно и хлопотливо клюю носом песок, потом по-куриному резко поматываю носом в стороны, клюю снова. Может, сам бы я этого даже и не заметил, да Венка вдруг проговорил насмешливо у меня над головой: