Каланы возвращаются на берег - страница 2

стр.

Между тем из домика показались еще два бобра. Они не стали тратить времени на разведку: рассудили, что раз глава семьи спокойно работает, то бояться нечего; вылезли на берег среди зарослей тальника и болотных трав, покормились немного, затем один начал разгрызать на части верхушку сваленной ранее осины и обрубки ее таскать в воду (про запас на зиму), другой же принялся за ремонт хатки.

Наблюдать за «архитектором» бобрового городка особенно интересно. Он нырнул в воду, выгреб оттуда мокрый ил, перемешанный с водными растениями, и грудью, с помощью передних лап, вытолкнул его на поверхность жилища. На хатке осталась черная, покрытая грязью дорожка. Потом зверь принес в зубах большую осиновую палку с обглоданной корой и стал пристраивать ее на крыше домика. Несколько раз он перекладывал ветку с места на место, пока не нашел подходящего, с его точки зрения, положения. Небольшой бобр показался из-за домика и начал помогать старшему. Но дело у зверька не спорилось: приносимые им ветки цеплялись за неровности стенок жилища, и ему никак не удавалось затащить их вверх; комки грязи расползались в лапках сразу же, как только он выныривал из воды… Бобренку быстро надоело это бесплодное занятие, и он отправился на берег лакомиться побегами ив и болотными травами.

Стемнело. О деятельности зверей теперь можно было судить только на слух. Из разных мест поселения доносились плеск воды, хруст коры, обгрызаемой с веток острыми бобровыми резцами, и другие звуки: видимо, вся семья из шести-семи бобров покинула домик и дружно трудилась…

На противоположном берегу с треском упала подгрызенная старым бобром осинка. Испуганные звери бросились в воду (находившиеся в воде нырнули, ударив хвостами о поверхность и подняв фонтаны брызг) и скрылись в своих убежищах. На некоторое время все затихло…

Скоро бобры опять выйдут на поверхность и продолжат свои занятия. Но мы с вами их не увидим: ночная темнота поглотила и пруды, и бобровую хатку…


Перенесемся теперь из-под Воронежа за много тысяч километров, на восточную окраину нашей Родины. Там, за Камчаткой, этой легендарной страной ветров и туманов, в водах Тихого океана лежат Командорские острова. За два с лишним столетия после их открытия Командоры приобрели немалую известность не только в нашей стране, но и за ее рубежом.

Шумные в летние месяцы берега и прибрежные пространства этих островов осенью становятся почти безжизненными. Первыми покидают Командоры морские колониальные птицы: сначала малые конюги, затем кайры, крикливые чайки-говорушки, наконец, топорки и глупыши.

Оставшиеся на зиму краснолицый и берингов бакланы и некоторые из нырковых уток ведут молчаливую жизнь, собираясь в относительно тихие бухточки и заливы. Одни лишь крупные чайки-бургомистры громко и тоскливо кричат, облетая свои владения.

В октябре — ноябре замолкает шум и прекращается суета на котиковых лежбищах. Подросшие молодые котики вместе с матерями уплывают за много тысяч километров по неведомым морским тропам в южные моря, на зимовку. Их отцы — крупные секачи — не боятся зимних невзгод и остаются на зиму в Беринговом море. Однако и они почти одновременно с самками и детенышами покидают полузаснеженные берега летних лежбищ.

Зимой мелководная прибойная часть морского прибрежья сильно охлаждается, и ее еще осенью оставляют многие обитатели. Первыми уходят осьминоги и крабы, за ними — рыбы: камбала, терпуга, треска. Только полуподвижные морские ежи да моллюски остаются зимовать на мелководье.

Совсем не так, как бобры в Воронежском заповеднике, встречают наступление осени оседлые обитатели туманных Командорских островов — морские выдры — каланы. Вместо относительно спокойных летних дней, когда можно было часами нежиться на тихой, мерно дышащей груди океана, наступило время суровых испытаний.

Хмурый сентябрь все чаще приносит с собой штормовые ветры. По низкому небу то и дело проносятся тучи. Они задевают землю крылом дождя или снега и, как бы дразня, показывают на мгновение через редкие просветы осколки голубой лазури. Из океанской дали, оттуда, где тучи соединяются с водой во что-то серое, безликое, выползают волны. Задолго до берега они поднимаются на дыбы и, исходя пеной, рокоча, бьются о камни. Волны идут с неумолимой ритмичностью, с каждым часом все выше и грознее. Кажется, что это не океан, а ожившие гряды сопок подступают, к побережью. Широкая, почти в два километра полоса прибрежья превращается в сплошной клокочущий водоворот.