Каменный пояс, 1979 - страница 16

И вот теперь, через десятки лет, уже не молодой человек, а в общем старик, но с тем же командировочным удостоверением «Правды» в кармане, я ехал с аэродрома к центру Магнитогорска в машине, которая как бы с усилием пробивалась сквозь плотные облака сорокаградусного мороза, среди гипсовых уральских снегов, леденцово освещенных медно-розовым кружочком крещенского солнца, лишенного лучей.

Сверкающий январский день горел вокруг; и на фоне густой ляпис-лазури неба отчетливо выступали над низкими чугунными оградами сады и аллеи, обросшие толстым инеем. Каждое дерево и каждый куст — карагач, сирень, тополь, липа, которые я помню еще саженцами, теперь представляли чудо зимней красоты; иные из них напоминали волшебное изделие русских кружевниц; иные стояли вдоль палевых и розовых многоэтажных домов, как некие белокаменные скульптуры, иные были разительно схожи с хрупкими кустами известковых кораллов синеватого подводного царства, иные — с ветвистыми оленьими рогами, осыпанными мельчайшими кристалликами уральских самоцветов, и город Магнитогорск, потонувший в облаках морозного солнечного тумана, был сказочно хорош в своем царственно-русском горностаевом убранстве — город осуществленной мечты.

Кое-что здесь сохранилось еще «с тех времен». Например, гостиница была та же самая, описанная во «Времени, вперед!», даже сквозняки те же, и когда я отворил дверь в свой номер, портьеры вылетели в коридор, и стоило больших трудов втолкнуть их обратно.

А вот и комбинат предстал в виде двухсот труб, покрытых инеем доменных печей, мартенов, висящих в воздухе газопроводов, извивающихся, как гигантские удавы, эстакад высоковольтных передач в виде стальных лестниц, колоссальных труб, по которым сюда подавался бухарский газ, кауперов, рельсов, тепловозов с дымящимися ковшами металла, колошниковых площадок с газовыми факелами. Облазил сверху донизу домны. Со стальных мостиков и площадок любовался солнечным заревом расплавленного чугуна, извилисто текущего по канавам доменного двора и льющегося в ковши.

Ночью волшебно сияли зеленым светом сплошные окна кислородного завода. Облака пара клубились над теплым Магнитогорским морем, куда, как таинственный град Китеж, ушла навсегда старинная казачья церковь бывшей станицы Магнитной, упомянутой Пушкиным в «Истории Пугачева».

Чернея на белом снегу берега, стояли, как зачарованные, со своими спиннингами местные рыболовы. Я проезжал мимо ярких витрин магазинов, мимо тысячеоконных жилых массивов, мимо катков и спортплощадок со стремительно скользящими силуэтами хоккеистов, мимо скверов, где еще светились всеми багровыми лампочками новогодние елки. В мелькании ночных трамваев, визжавших на поворотах, в лунных плошках автомобильных фар, задушенных морозом, я видел фигуры добротно одетых магнитогорцев: красавиц в высоких разноцветных шапках на модных, вавилонски-высоких прическах, широкоплечих молодых людей в коротких цигейковых куртках и в ушанках, бодрых стариков в старомодных зимних пальто с каракулевыми воротниками, хозяек в оренбургских платках, школьников и школьниц, весело кидающихся снежками, целые рабочие семьи, степенно шествующие в гости.

…Мысли мои вновь возвращаются к тридцатым годам.

Эпоха котлованов и строительных лесов, разбуженного захолустья и поднимаемой целины, эпоха чернорабочей прозы — она достойна самой высокой и светлой поэзии. О ней еще нужно писать, ее подвиги еще ждут своего великого художника. И все мы, ее современники и ее созидатели, кто видел, как наша страна превращалась из аграрной в индустриальную, как стройки рождали тысячи новых героев-ударников, как громадным плодоносным пластом переворачивался на глазах целый мир, — все мы в большом долгу перед эпохой тридцатых годов.

Оттого сегодня еще раз хочется повторить слова, без которых, как мне показалось тогда, невозможно было закончить «Время, вперед!», повторить потому, что для меня они и сейчас звучат как наказ самому себе, как строки из личного творческого устава:

«Пусть ни одна мелочь, ни одна даже самая крошечная подробность наших неповторимых героических дней первой пятилетки не будет забыта».