Каменный пояс, 1985 - страница 2
«Мы пришли с Урала, чтоб вы не ходили к нам!»
Я родился на Дону, но почти всю жизнь прожил на Урале. Потому в воспоминаниях, часть которых печатается ниже, называю уральцев земляками. Я гордился, что имею отношение к этому краю сильных и добрых людей. После Сталинграда, в междуречье Волги и Дона, я написал стихотворение, которое завершали такие строки:
Уральцев ценили и любили вся армия, весь народ. Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский, командовавший в свое время 2-й Гвардейской армией, где довелось воевать и мне, писал:
«У нас, фронтовиков, укрепилось глубокое уважение к питомцам седого Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая любовь к уральцам и сибирякам установились потому, что лучших воинов, чем Сибиряк и Уралец, бесспорно, мало в мире. Поэтому рука невольно пишет эти два слова с большой буквы».
К этому мне нечего добавить.
Двадцать четвертого марта 1941 года, за три месяца до начала Великой Отечественной войны, из Москвы в Ригу пришла телеграмма.
В ту пору, отвоевав на финской войне и дослужив свой срок в 1-й Московской Пролетарской дивизии, я демобилизовался, но все еще продолжал ходить в гимнастерке и шинели. Донашивал армейское обмундирование совсем не потому, что предпочитал его гражданской одежде. Просто в те дни не успел еще заработать на штатский костюм и видавшая виды, выцветшая в снежных окопах Карельского фронта экипировка продолжала исправно служить мне. Я лишь вывернул из петлиц треугольнички младшего комвзвода.
К одежде следует добавить содержимое кожаной сумки, где хранилось все мое тогдашнее имущество: документы, рубаха и запасные портянки. Впрочем, документов было совсем мало: «Выписка из протокола Экзаменационной Комиссии по аттестации младших политруков запаса Первой дивизии от двадцатого ноября 1940 года» и справка о награждении знаком «Отличник РККА» (небольшой этот знак, врученный Климентом Ефремовичем Ворошиловым, тоже находился в сумке).
В Москве, после демобилизации, мне предложили работу в центральной военной газете, но жилья не сыскалось, и Михаил Васильевич Погарский, редактор газеты, в которой я работал на финской войне, посулил Ригу, небольшую должность в газете Прибалтийского особого военного округа «За Родину».
Уже через несколько дней я оказался в столице Латвии. Ведая литературными делами газеты, встречался со многими писателями, навещавшими Прибалтику: с Александром Трифоновичем Твардовским, которого знал еще по финской войне, с критиком Анатолием Кузьмичом Тарасенковым, с моим однофамильцем Василием Семеновичем Гроссманом и другими. Газета настойчиво готовила войска особого округа к обороне, и я, естественно, занимался тем же делом и жил теми же заботами.
Однако вернемся к телеграмме. Ее подписала Зоя Сергеевна Кедрина — известный литератор, дальновидная, умная женщина, с которой мне довелось познакомиться вскоре после возвращения с «малой войны». На квартиру Зои Сергеевны меня привел ее муж Алексей Нахимович Пантиелев, ведавший тогда отделом литературы и искусства главного журнала РККА — «Красноармеец». Хозяин представил гостя жене и, предварительно накормив домашней снедью, попросил почитать стихи.
Мне показалось, что чтение не произвело большого впечатления на Зою Сергеевну и она не возражала мужу всего лишь из-за соображений такта.
И вот в Ригу пришла телеграмма, подписанная Кедриной, возглавлявшей тогда один из отделов журнала «Октябрь».
Слова депеши были торжественно-тревожны, и к моей радости (шутка ли — телеграмма из прославленного ежемесячника!) примешивалось неясное ощущение тревоги.
В телеграмме было сказано:
«СРОЧНО ШЛИТЕ ОБОРОННЫЕ СТИХИ».
Вскоре выяснилось, что к выбору адресата имел прямое отношение Степан Петрович Щипачев, член редколлегии «Октября», глава его поэтического отдела.
До сих пор я храню в душе сыновнюю благодарность к этим двум примечательным людям. Даже не столько за то, что они в неспокойные дни предгрозья вспомнили о существовании мало кому известного литератора. Существеннее другое: эти мудрые, много повидавшие на своем веку литераторы уже тогда острее других ощущали нависшую над страной опасность и делали все зависящее от них, чтобы подготовить своих читателей к грядущим тяжелым испытаниям.