Каменный пояс, 1985 - страница 24

Владимир Борисович на условном языке, который мы все отлично понимали, дал понять, что немцы собираются атаковать армию.

Уже вечером шестого апреля я передал в газету обзор боев за неделю: «ПРОВАЛ НЕМЕЦКОГО КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ». Подзаголовок сообщал:

Лето 1942 года на Северо-Западном фронте было опять напряженное, и писатели фронта дневали и ночевали в полках пехоты, артиллерии, авиации, в партизанских отрядах. Высочайшее мужество выделяло из наших рядов Сергея Сергеевича Смирнова, Бориса Романовича Изакова, месяцами пропадавшего в партизанских отрядах и вместе с ними громившего тылы врага.

(Не считайте, пожалуйста, мои эпитеты типа  «в ы с о ч а й ш е е  мужество», «с л а в н ы й  полководец» преувеличениями или обязательной данью младшего старшим. Просто вспомните, что здесь и дальше речь, действительно, идет о признанных, любимых войсками и народом людях).

Седьмого июня 1942 года меня вызвал в редакцию новый редактор газеты Николай Николаевич Кружков. Полковой комиссар сообщил, что ожидаются весьма серьезные события на фронте 27-й армии, и приказал отправиться туда. Редактор вручил мне письмо для военного совета этого соединения с просьбой помочь корреспонденту.

На войне вообще много крутых поворотов, неожиданностей, внезапных встреч и разлук.

Шестнадцатого августа 1942 года, по военной связи, я получил неожиданное письмо. Бывший сотрудник фронтовой редакции, а теперь редактор газеты 1-го Гвардейского корпуса «Красный гвардеец», Леонид Васильевич Смирнов приглашал меня на работу в свою газету.

Сказать правду, это было заманчивое предложение. На любом фронте есть самые надежные, самые славные его части, полки и дивизии, не знающие поражений, идущие в самое пекло и вырывающие победу в любых обстоятельствах. Именно такими частями, как всем понятно, были первые гвардейские дивизии и корпуса, преобразованные из героических стрелковых частей восемнадцатого сентября 1941 года.

На нашем фронте гремела слава 1-го Гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал Иван Ильич Миссан. Я часто бывал в дивизиях корпуса и, как все, гордился его железной волей и прекрасным воинским мастерством. Казалось, отсвет грядущей победы лежал на лицах этих суровых, несгибаемых людей, на их рубиновых гвардейских знаках.

Однако воспоминания воспоминаниями, но что следовало ответить Л. В. Смирнову? Спасибо? Согласен? Но как же моя газета, где прошел год с лишним жизни на войне? А люди газеты, многие из которых стали навечно друзьями? Я счел неудобным отпрашиваться из своей редакции.

На другой день после получения письма армейский телеграф вручил мне следующую депешу:

Возможно, редактор полагал, что письмо не дошло до адресата, и повторил приглашение по телеграфу.

Пришлось сообщить Леониду Васильевичу, что выполню, разумеется, любой приказ, но хлопотать о себе не стану.

Степан Петрович, с которым посоветовался по этому поводу, после долгого молчания сказал:

— Смирнов не станет просить зря. Значит, он очень нуждается в поддержке. Однако и впрямь ходатайствовать о себе неловко. Давай подождем.

Первого сентября пришла новая, еще более настойчивая телеграмма: «Красный гвардеец» нуждался в людях.

Я не знал, что делать. Жаль было уходить из своей редакции, ставшей за год с лишним моим домом и семьей. Но очень не хотелось наносить незаслуженную обиду Леониду Васильевичу Смирнову, блестящему журналисту и организатору партизанской работы на фронте.

В середине сентября в редакцию доставили приказ Политуправления о моем переводе. Я разлучался со Степаном Петровичем на целых пять лет. Он оставил мне свой московский адрес и телефон, подарил на память рукопись стихотворения «Расплата». Крепко сжал руку на дорогу Кузьма Яковлевич Горбунов. Пожелали жизни и добра Борис Аронович Бялик, Александр Абрамович Исбах, Борис Романович Изаков, все остальные товарищи, находившиеся в ту пору в редакционном поезде.