Каменный пояс, 1986 - страница 17
Возница Гоша чванно поклонился Жиганову, прижав шляпу к груди.
— Здоровеньки, батяня, не ожидал? А я и не хотел заходить, я человече из гордых, ты меня знаешь... Дело есть на сто тысяч!
Артем притулился к косяку ворот, возница враз стал ему неприятен. Великан кивнул мальчику, будто старому знакомому. Обреченно покачал головой.
— Эйх, сынок... Вроде мухи ты навозной: сначала дерьма из бутылок налижешься, потом к людям липнешь...
Огромной ладонью он отнял у Гоши шляпу и, близоруко щурясь, прочел вслух по слогам цену на этикетке. Громко присвистнул и теперь уже с почтением возвратил шляпу сыну.
— Гоша, а если баньку истоплю, а? Мигом! Нельзя энтакую вещь на грязный волос. Дома и заночуешь, а?
В голосе великана прозвучали заискивающие нотки. Артем жадно ловил каждое слова отца и сына...
— Ага, в баньку, ворожбу смыть святой водичкой? — сатанински расхохотался возница. — Да не колдунья она, зачем выдумали? Ой, темнота, ой, выдумщики-и...
Гоша улучил момент и подмигнул мальчику. Артем отвернулся.
— Гони пьянь взашей, много чести алкашам — баню для них топить! — вышла из хлева женщина низкого роста в сапогах, испачканных навозом, с вилами в руках. — Ей че? Коза седая прожила век с порожним брюхом, так ей и трын-трава! Отольются ей мои слезы...
Гоша взахлеб пошел в атаку, тонкая шея побагровела.
— Вам ли, маманя, пардон, гудеть на меня? Если я ульи вам не вывезу на пасеку, завыкобениваюсь, тыщами понесете убыток! Съели? Кто из шоферни согласится? Нынче за пятерку не повезут!
— Свои считай... Шляпу тоже она, поди, купила? — задрожал голос матери.
Артем решительно шагнул к распахнутым воротам, но возница Гоша выставил руку. Присутствие постороннего будто вдохновляло Гошу на склоку (значение слова «кураж» мальчик пока не знал).
— Братаны мои много вам напомогались? Внучат в каком году видели последний раз? Мне двадцать шесть в июле стукнет, я спелый мужик! Да начихайте вы на сплетни-пересуды, а, батяня?
Великан жестко оборвал сына.
— Не маши крыльями. Точка. Зачем пожаловал, раз мы с матерью тебе поперек дороги?
Гоша враз повеселел, удовлетворенно хмыкнул и кивнул на мальчика.
— Артемке помочь треба. Ему позарез записать глухарей на магнитофон. Учти, сегодня в ночь, завтра ему домой. С меня проси взамен — что хошь!
Жиганов вздохнул надсадно, потер ладонью грудь. На смуглых скулах одеревенели желваки. Он равнодушно посмотрел на покрасневшего Артема, перевел взгляд на сына.
— И чем прикажешь родному батьке поживиться с тебя, а? Хорошо, сынок... Сегодня договорись с кем-нибудь из шоферов и завтра привези с юракской кузницы рамы для теплицы. Уголок в Юраке доставал, там и варил. Провода бы еще доброго метров пятьдесят... Эйх, что тебе, сученку, толковать, пуговицы на ширинке и те видно пропил... — махнул Жиганов на сына.
— А хошь, и сейчас привезу?! — с хвастливой удалью выкрикнул Гоша.
— Сейчас надобности нет. Покорми пацана в леспромхозовской столовой, пока собираюсь. И запомни: раз начал с батькой — дашь на дашь! — вези рамы. Из-под земли достану, если обманешь...
Условие, которое поставил Жиганов сыну, ошеломило Артема. Мальчик снова подумал о встрече с отцом, ведь состоится она рано или поздно...
Едва вышли со двора на улицу, лицо Гоши расцвело в мстительной улыбке.
— Здорово я им, ага? Гора с плеч... Я тако-ой, с меня взятки гладки, третий сын — всегда дурак! Тебе спасибо — дал повод зайти. Во-он столовая... Я к Ленке побежал — петь будем! — горячечно зашептал Гоша. — Петь не с кем, понимаешь? А она поет, зараза, аж иглой под шкуру...
Гоша шутливо толкнул мальчика кулачищем в грудь, кулаки у него как у отца, пудовые, и побрел по пустынной улице. Затянул пронзительно-печальным, неукротимым голосом:
Просеменила одинокая дворняга. На фонарном столбе раскачивался колокол с позеленевшим языком. Артем вспомнил: возница Гоша совершенно трезв! На телеге от него приторно пахло одеколоном, но не водкой. Потом вместе разгружали мешки с хлебом, вместе отводили коня в леспромхозовскую конюшню. — когда ему выпить? Артем обернулся: мать Гоши плакала, навалясь на добротные, без единой щелочки, тесовые ворота.