Камышовый кот Иван Иванович - страница 4

И — главное: Иван Иванович прожил свою недолгую камышово-кошачью жизнь далеко не бесславно. Даже — достойно и доблестно. И она достойна того, чтобы вам о ней рассказать…

…Прожил же эту жизнь почти от самого рождения главный герой моего повествования не в камышах, а в деревне Старый Бор, в доме Вани Брянцева. Я зову этого своего земляка Ваней, хотя он давно уже взрослый человек, кряжистый, крупный мужик, уже немного седеющий, отец семейства. А к концу этой повести он и вообще дедом станет… Но мы с ним знакомы с моих мальчишеских и с его младенческих лет. Когда-то, очень давно, его мать училась в сельской школе у моих родителей. И мне помнится не только свадьба его родителей: я даже видел, как младенца Ваню привезли из районного роддома. Вот как давно он мне знаком. Но это не потому, что я такой уже старый. Просто я уже очень давно живу..

А Ваня Брянцев стал со временем колхозным механизатором, что называется, широкого профиля. И на комбайне сидит, и на тракторе, и любой автомобиль может водить (хотя своим до сих пор не обзавёлся). И любая другая движущаяся по земле техника ему знакома и послушна. Вдобавок, человек он очень работящий, хозяйственный и — относительно мало пьющий. Так что даже когда колхозы в нашем крае были упразднены, и многие деревни пришли в упадок, хозяйство Брянцевых осталось крепким. Ломить, конечно, Ване пришлось побольше, чем в коллективные времена, — ну да ему к этому было не привыкать… Тем не менее находил он время и для занятий, в которых можно душу отвести — для рыбалки, для охоты. Да без этих промыслов нынче сельским жителям берегов Талабского озера прожить вообще непросто…

И на рыбалку, и на охоту по уткам и гусям Ваня Брянцев, при всей его любви к технике, выходил чаще всего не в моторке и даже не на лодке-плоскодонке, а в долблёнке. В челноке, состоящем из двух выдолбленных изнутри брёвен с заострёнными носами, сплочённых меж собою скобами, у нас их зовут «камьями» или «камейками». В большую воду на такой долблёнке не выйдешь, а вот в узких приозёрных протоках такие камьи, как говорится, самое то. Или — самое оно… Эти протоки вьются вокруг малых и совсем крохотных островков, поросших камышом, тальником, осокой, кугой и множеством прочих купырей, трав и мелких кустарников, любящих влагу. Там и утки гнездятся, и гуси, и прочая летучая живность. А когда становится чуть посуше, там появляются и камышовые коты. Там у них, на этих подсохших островках, рождаются котята, и, когда они чуть подрастают, кошкам сподручнее там добывать им пищу для прокорма: рядом — гнёзда уток, гусей и более мелких птах. Да там и безопаснее: никакие другие, более крупные звери, обитающие в нашей местности, до плавней не добираются. Опасность котам и их потомству грозит разве что с воздуха, от пернатых хищников… На одном из таких островков и нашёл Ваня Брянцев будущего Ивана Ивановича.

Двигался он, Ваня, в своей долблёнке по мелеющим протокам, раздвигая уже густые тростники и отмахиваясь от слепней, — и вдруг услышал невдалеке, в зарослях, вопли и визги явно не человечьи. Скорее, кошачьи и птичьи. Вопли были жуткими: можно сказать — отчаянно-предсмертными. Так оно и оказалось. Вопли смолкли, и вскоре из камышей поднялся ястреб, держа в когтях какой-то комок. Ваня хотел было пальнуть по летучему хищнику, но не стал: а вдруг там, в гнезде, кто-то ещё остался, — подумалось ему. И он, отталкиваясь веслом, стал пробиваться к тому месту, откуда только что слышались душераздирающие вопли. И на одном из плавучих островков открылась ему картина впрямь жутковатая: следы только что произошедшей лютой битвы.

Он увидел кошачье логово, ещё недавно хорошо и ладно устроенное, выстланное камышовым пухом, высохшими мягкими водорослями и птичьими перьями. Но всё это было разорено и залито кровью… А посредине разорения лежала камышовая кошка-мать с раздробленным черепом и выклеванными глазами. И рядом с нею ещё бился в предсмертных конвульсиях второй ястреб. У него было перекушено горло и вырвана часть внутренностей. Чуть поодаль, у края островка лежал мёртвый окровавленный маленький котёнок… А у другого края, тычась крохотным носом то в сухие веточки, то в стебли трав, громко пища, ползало единственное оставшееся в живых после этой битвы существо — ещё один детёныш камышово-кошачьего племени.