Канарский грипп - страница 26
— Им только такие и нужны, — важно заметил Сан Саныч и снова нажал кнопку.
И тут оба встрепенулись.
«Меня зовут Пашкова Инга Леонидовна. Мой адрес…»
— Она, бать! — дохнул Сан Саныч.
Брянов кивнул и постарался сохранить невозмутимость.
Дальше на кассете пошел треск.
Первым ожил Сан Саныч:
— Больше не клюет! Звони быстрей!.. Может, лучше с улицы?
— Теперь не имеет значения, — сказал Брянов, когда оба вывалились из ванной. — Наша задача вызвать духов. Методом тыка, верно?
— Верно! — согласился Сан Саныч.
Телефон Сабанского не отвечал.
По номеру Пашковой Инги Леонидовны нежным, знакомым голосом стал вещать автоответчик:
«…Если вы хотите оставить сообщение, в вашем распоряжении…»
Брянов успел развернуть перед глазами тот самый листок, который был вложен в конверт для личной передачи, но, как только прозвучал сигнал и наступила тишина, Брянов чертыхнулся и повесил трубку.
— Что такое? — испугался Сан Саныч.
— Спокойно! — скомандовал себе Брянов, глубоко вздохнул, снова набрал номер — и очень обрадовался тому, что связь не прервали.
«…в вашем распоряжении одна минута после звукового сигнала…»
Брянов набрал в легкие воздуха: вот она — одна минута чистой телефонной памяти!
— С вами говорит сотрудник московской организации «Гринпис» Александр Брянов. Предупреждаю вас: влияние мнемозинола на вашу память и ваше сознание непредсказуемо. Повторяю: последствия непредсказуемы! Срочно свяжитесь со мной по телефону…
— Yes! — гаркнул Сан Саныч и порывисто обнял отца. — Это было классно!
— Давай попьем чайку, — смутившись, сказал Брянов. — Теперь у нас есть тайм-аут… Мать честная! Там чайник, наверно, уже сгорел!
Чайник остался цел, но пару напустил — на кухне стало как в бане. В запотевшем окне не видно было двора.
«Тоже неплохая идея, — подумал Брянов. — Хорошо бы, у них тут все объективы запотели».
Сан Саныч появился на кухне сосредоточенный. Брянов насыпал на тарелку горку печенья и спохватился:
— Да ты ж с утра голодный! Давай-ка пообедаем нормально.
Сегодня заслужили. Сан Саныч машинально кивнул.
— Бать, там какие-то мужики бубнят, — немного настороженно сообщил он.
— Где? — ничуть не лишился обретенного вдруг спокойствия Брянов.
— Ну там… за дверью, у лифта.
— Может, сосед курит с дружком, — высказал версию Брянов. — Они тут часто зашибают.
— Не похоже. В глазок видно: один здоровый жлоб стоит у самого лифта и смотрит вниз… ну, туда, где окно. А там базарят.
— Значит, мои телохранители, — определил Брянов, недрогнувшей рукой разбивая третье яйцо об край сковородки. — Ты что-то подозрительный стал… Весь в отца.
Сан Саныч хмыкнул, сразу расслабился и сунул в рот колесико печенья.
— Не хватай! — по-родительски одернул его Брянов. — Сначала нормально поедим, а потом будешь с чаем…
Сан Саныч послушался — больше не взял. Через пять минут мужской обед был готов. Отец с сыном уселись за стол, посмотрели друг на друга. Брянов вдруг почувствовал сильную усталость, даже в сон бросило — наверно, от тропического климата, образовавшегося на кухне.
— Надо заняться адресами, — сказал Сан Саныч, уже уплетая немудрящую отцовскую стряпню за обе щеки.
— Это не главное.
— А что главное? — с любопытством спросил сын.
— А главное то… — Брянов осознал, отчего ему так хорошо. — То, что мы сегодня провели вместе почти целый день… Когда такое последний раз случалось?
— Ох, давно, бать! — согласился Сан Саныч.
— И какой денек — получше, чем в Зоопарке… — В Зоопарк они ходили вместе десять лет тому назад.
— Ну, Зоопарк! Скажешь тоже… — хмыкнув, продолжал соглашаться Сан Саныч.
— Такой денек можно на целый год обменять… а я и на все пять готов.
— Да, есть что вспомнить, — все кивал деловито Сан Саныч. Он прожевал последний кусок, как-то очень основательно задумался, а потом внимательно посмотрел на Брянова своими темными глазами. Такие темные, с тревожной таинственностью глаза были у его матери. Ими он, Брянов, и был когда-то заворожен…
— А знаешь что, бать… — твердо проговорил Сан Саныч. — Я сегодня останусь у тебя… И вообще! — Он весь встрепенулся от своей идеи. — Я перееду к тебе жить!
Брянов что-то предчувствовал… и теперь весь размяк. Он смотрел на сына, оказавшись в полном размягчении воли и полной мешанине чувств.