Канатные плясуны - страница 26

Ренат столкнул на воду первый плот с такой легкостью, как будто это был кораблик из промокашки, и удерживал его, пока забирались Дима с Джессикой.

Первые полчаса пассажиры обоих плотов боролись с течением. Ренат, несмотря на габариты, оказался настолько ловок, что обходил затопленные коряги и камни с необыкновенной легкостью. Шест казался в его руках игрушкой.

Через некоторое время плоты начали отдаляться друг от друга. Дима с девушкой попал в быстрину и, обогнав, скрылся за изгибом реки.

Земля, похоже, понижалась, и, следуя линии спуска, вода неслась изо всех сил. Дмитрий начал беспокоиться, нет ли впереди водопада. Пусть самого маленького, но для их самодельного плавательного средства такой перепад стал бы роковым.

Он заставил всех продолжать путешествие таким способом.

Они бросили машину, часть вещей, которые не показались необходимыми. А теперь…

— Смотри! — завопила Джессика.

Река словно выпустила каменные зубы. Покатые спины валунов торчали впереди, и возле них вода будто кипела. А дальше — поток прыгал в пространство, ревел, как живое существо, сворачивался водоворотами и тут же распрямлялся, вибрирующий, как струна, чтобы спустя мгновение с неудержимой силой снова рвануться дальше.

Дима уцепился за шест, но — бесполезно. Ствол молодой березки застрял среди камней и резко, будто дернул с другого конца мифический гигант, вырвался из рук. Снизу, из-под воды в плот ударил кулак того самого гиганта. Древесина расщепилась, плот разорвало пополам, и тут же Диму кинуло в холодную воду.

Он попытался поймать девушку, то течение оттащило ее в сторону, а потом обоих накрыло с головой…

Задыхаясь, Дима пытался вынырнуть. Холодная река резала по телу, как ножом. Несколько раз течение стукнуло его о каменистое дно, сорвало ботинки и наполнило желудок водой с привкусом кремния. Когда же, наконец, ему удалось поднять голову над потоком, ни плота, ни девушки видно не было.

— Мужики! Джессика! — заорал он, но грохот воды перекрывал голос так, что он сам себя не слышал. — Джессика, Женька!

Страшное ощущение потери сковало его мозг, чугунными путами связывало движения.

Он так и звал спутников, не переставая, пока течение тащило вперед. Потом сознание помутилось, и только каждый глоток воздуха, который удавалось сделать, когда река выталкивала на поверхность, связывал Диму с реальностью.

Вдруг он обнаружил, что лежит на отмели. Сверху — безоблачное небо, а в небе, распластав крылья, парит птица. Под ним — обкатанная рекой галька. В воздухе пахло озоном, как после грозы.

Он остался жив.

А друзья?

Возможно, и их тела поток выбросил где-то на берег. Возможно, мертвые тела.

И Дима заплакал, и по остуженному рекой лицу слезы текли раскаленным свинцом.

Медленно, согбенно, Дима поднялся, и побрел сначала по отмели, потом, по колено в воде, к берегу. Там он и устроился среди промытых в паводок корней сосны, как зверь, забившийся в нору. И пока не стемнело, он не отрываясь смотрел на реку-убийцу.

Кроме рыжих от растворенной глины струй он не увидел ничего. Ни обломков, ни тел…

— Они не погибли, — уверял он себя. — Их могло выбросить выше по течению.

Наблюдая за рекой, он не заметил, как спустилась ночь, и как сам он уснул. Но даже во сне ему казалось, что смотрит на реку.

Диме решил, что уже долгие месяцы он лежит, скрючевшись среди корней векового дерева. Солнечные лучи грели, и он убеждал себя, что ультрафиолет подлечит все ссадины и ушибы, которые нанесла неуправляемая река. Он гнал от себя мысли, что необходимо встать, найти пищу, попытаться отыскать спутников в конце концов.

Ему хотелось одного — не шелохнуться.

Что-то пощекотало его в ухо.

— Очнись! — сказал голос.

Даже веки не дрогнули.

— Очнись!

Он ощутил легкую пощечину и открыл глаза.

Над ним склонился «Робин Гуд». Очки его сверкали под лучами солнца, а одежда была мокрой и грязной.

— Вот ты жив? — спросил Дима. — А остальные?

— Двух твоих друзей я видел перед тем, как плот словно встал на дыбы. Татарин успел крикнуть, чтобы мы побереглись, и тут шест в его руках сломался. Меня словно на батуте отбросило к берегу. Теперь иду вниз по течению, как по своему имению, но пока отыскал только тебя, бля, — придумал он в рифму.