Канатные плясуны - страница 33

— Не хотел бы я оказаться на месте твоих врагов, — Дима выбрал якорь, и неуправляемая лодка понеслась по течению, пока «Робин Гуд» пытался завести мотор.

— Брось, братик, ты не враг, наоборот, это я у тебя в долгу. Ты мне только что жизнь спас, а, может, и кое-что поважнее.

— Заметь, — мотор наконец застучал, и «Робин Гуду» пришлось возвысить голос, перекрывая звук двигателя. — До сего момента она всех подряд называла «папашками».

— Ой, — радостно воскликнула девица, — смотрите, и мой рюкзачок — тут, в лодке лежит! Они у меня его отняли, когда подобрали на берегу. Хоть и барахло, но все-таки свое, — пояснила она радость встречи с убогим багажом.

— Я, между прочим, тоже участвовал, — обиделся «Робин Гуд». — Я тебя тоже спасал, сестренка.

«Робин Гуд» довольно умело управлялся с моторной лодкой. — Ружье, все-таки, было у братишки, — возразила девица.

— И он ловко с ним управился, — согласился «Робин Гуд», правда, добавил язвительно. — Такой и из пистолета сможет голову размозжить. Через диванную подушку… Как кто-то давеча Трупину.

Ренат сидел по-татарски на корточках. Семен стоял рядом и не казался выше его.

Только что они выпорхнули из местного отделения милиции.

— А тело? Где труп? — уточнил дежурный, когда они рассказали, что во время спуска на плотах по реке у них потерялся товарищ.

— Мы надеемся, что он не утонул вовсе. Просто мы договорились встретиться на отмели, а его плот так и не появился… Он с девушкой плыл на другом плоту.

— Река у нас опасная, это верно. Но если нет криминального трупа, вам не в милицию надо обращаться, граждане, — дежурный покосился на бутерброд с курицей, который лежал в чуть выдвинутом верхнем ящике стола.

— А куда? В министерство по чрезвычайным ситуациям? — догадался Семен — Во-во… — дежурный с нежностью подумал о курице, нелетающей, вернее, плохо летающей птице. — Туда. Прямо к министру — лично. Это через дорогу…

Он купил ее, курицу, ощипанную синенькую в пупырышках, с худыми мозолистыми ногами. Как раз выдали зарплату. Потом жена запекла курицу в духовке, натерев чесноком, и та стала румяная, сочная, и значительно аппетитнее. Ее хотелось больше, чем самую соблазнительную женщину.

А теперь от бутерброда из белого мяса грудки доносился вкусный чесночный запах.

Курицу покупать выгоднее всего, решил дежурный. Недаром евреи ее так любят — при этом он непроизвольно посмотрел на Семена. Для детей — здоровая пища, а потом можно после них косточки поглодать. И из потрохов супчик замечательный. Курицы хватает дня на три, если постараться. А мясо за те же деньги все съели бы «на раз». Но детям ведь нельзя на одной картошке, подумал дежурный. Детям белок нужен. Для роста.

— Я вам вот что посоветую, граждане… — сказал он, а сам думал вот о чем — делая бутерброд с белым мясом, жена сказала:

— Ты же мужчина. Тебе необходимы калории. Не хватало еще, чтобы ты в обморок от голода на работе падал.

Будь это после первого сентября, дежурный бы ни за что не согласился, он бы убедил жену, что можно попросту намазать хлеб жиром, который вытопился из курицы. Сыну Витьке, которому предстояло пойти в этом году в первый класс, бутерброд с белым мясом курицы наверняка нужнее.

«Маленький город, — думал капитан, глядя на двух путников в грязной мятой одежде. — Другие масштабы. Это у них в Москве и МЧС, и вертолеты, и гранатометы… Будь у нас мафия, братки, банки, нефть и тому подобное, я бы такую курицу каждый день по три, нет, четыре раза ел. А так — один только народный промысел остался в виде глиняных соловейчиков, так они на хрен кому нужны, эти соловейчики. И вместо бандитов, банкиров и блядей — сотни хронических алкоголиков, включая женщин».

— …поговорите с мужиками, у кого моторки есть. Вот у Григорьева, к примеру, пятый дом, если идти от водонапорной башни. Или у соседа его, Михал Михалыча. У шурина моего тоже плоскодонка есть, только мотор барахлит. Деталь одна нужна. Если ему эту деталь купить, он моторку вмиг наладит. Золотые руки. Могу адрес дать. Так вот, пройдите на моторке вверх по течению, поищите своего спутника. А найдете труп — милости просим: оформим, заведем дело, — он зевнул.