Канатоходец - страница 6

стр.

Сейчас, сквозь туман прошедших лет, 20-е годы представляются золотым веком русской Революции. Но и в нем была червоточинка. Разрастающаяся, расширяющаяся червоточинка.

Трудно писать воспоминания о прожитом. Опять гарью застилается душа. Пожар. Горели не леса и села, а человеческие судьбы. Горела судьба страны. Многое выгорело совсем. Начисто.

Впервые в истории человечества успешно завершается революция. Великая революция — этого нельзя не признать. Революция, обернувшаяся кровавой мистерией, — этого нельзя не видеть. Революция, подготовленная всем прошлым Европейской истории. Старая культура оказалась полностью истребленной во имя создания новой. Смыслы, долго тлевшие в подполье, наконец вышли на поверхность мировой истории и показали, на что они способны. Эксперимент, гигантский социальный эксперимент, наверное, уже можно было бы считать завершенным. Можно было бы подводить итоги. Но нет — он продолжается. Продолжается потому, что не созрели новые смыслы, способные увлечь сразу многих[9].

Я был не только свидетелем, но и участником свершавшихся событий, пытавшимся всегда оставаться самим собой, не подчиняясь мрачной идеологии насильственного пути ко всеобщему, исторически (как нас в этом уверяли) предначертанному нам счастью.

Обо всем этом я хочу рассказать в своих горестных воспоминаниях. Рассказывая, я буду комментировать, выступая не как ученый-историк (архивы мне лишь частично доступны), а как участник событий. Это не более чем мемуары размышляющего участника, страстно желавшего понять природу человека и его предназначение.

А смыслы — суровые смыслы насильственного преображения человечества, притаившись, все еще жаждут крови. Сейчас многие думающие ищут виновных, подлежащих наказанию. А их нет. Не было зловредного заговора (во всяком случае, в ранние 20-е годы его, по-видимому, никто не ощущал), а была устремленность в новое, неизвестное. Все было, как было, и было так, как было подготовлено всей историей страны. Ныне, не забыв еще старых распрей, мы быстро приближаемся к новой — теперь уже не национальной, а планетарной катастрофе. Кто ее готовит? Наверное, все те, кто, будучи погруженным в повседневность своих забот, не ощущает ответственности за происходящее, не проявляет Заботы.

Быть может, и впрямь над нами, духовными потомками древнего Средиземноморья, тяготеет Рок — судьбы суровое звучание. Мы не сумели воспринять то, что нам было дано. Входя в храм, особенно в сумрачный— католический, я слышу горестные слова непроизнесенной молитвы: о, Боже, дай нам силу преодолеть самих себя на предстоящем нам пути!

Мы слышим набат, различаем в нем звучание слов:



Литература

Гернет М. Н. Том V. Шлиссельбургская каторжная тюрьма и Орловский каторжный централ 1907–1917. М.: Юридическая литература, 1963, 340 с.

One Thousand Years. Stories from the History of Christianity in the USSR.


Часть I

Родители: Страницы из истории русской интеллигенции начала XX века

Глава 1[10]

Непокорившийся: путь инородца в России. Профессор Василий Петрович Налимов в воспоминаниях сына

Язычество — утро, христианство — вечер.

В. Розанов [1992]

Передо мною встают минувшие дни. Ушедшие, как живые, выступают из тени прошлого. Я снова начинаю переживать напряжения их мыслей, боль их борьбы, силу стойкости, трагедию поражения, обернувшуюся гибелью культуры, не успевшей расцвести и созреть.

1. Введение

Недавно (7/20/III-1994 г.) исполнилось 115 лет со дня рождения моего отца. И я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, начатым в Берлине (в перерывах между лекциями) в дни его столетнего юбилея, 15 лет назад. Мне хочется завершить эти воспоминания не только потому, что Василий Петрович был моим отцом и другом, но еще и потому, что его жизнь тесно переплелась с трагической судьбой русской интеллигенции недавнего прошлого[11].

Русская интеллигенция прежних дней формировалась своеобразно. Первый ее эшелон вышел из служилого, чаще всего военного дворянства; второй — из разночинцев. Про оба эти слоя говорили, что они беспочвенны— не имеют корней в своем собственном народе. В конце прошлого и начале нашего века стал выходить на поверхность третий эшелон — почвенный, идущий из самого народа: из многонародья нашей страны. Может быть, именно в этом появлении было что-то судьбинное — в русскую культуру стали входить инородцы, не прошедшие роковую для нашей страны школу азиатского деспотизма. Вирус деспотизма поразил нашу страну с давних времен. Подпитанный некоторыми европейскими идеями, он обрел специфическую евразийскую форму.